Валерий Городецкий - Гаврош, или Поэты не пьют американо

Потому что другое зеркало прямо сейчас найти сложно. Ведь можно подойти к первому встречному, но он может послать на три буквы, и тогда в следующий раз подойти и спросить о важном кого-то еще будет почти невозможно. И можно позвонить лучшему другу, но он давно уехал, а писать в сети как-то несподручно и глупо. И потому нет совсем иного выхода, кроме как глотнуть «Кошки московской». А в кармане нет ничего, кроме смарта, и нет даже наушников к нему. Ты все равно пытаешься выйти на первый попавшийся сайт и качнуть ее. Но на батарейке осталось 3 %.

И слава богу, зарядка с собой!

Поэтому, войдя в банк, ты сразу кидаешься направо, туда, где розетка (жаль что она у пола, слишком низко, да еще и за столиком с буклетами).

И встав на четвереньки и пытаясь воткнуть вилку, краем глаза успеваешь заметить, что в одних буклетах тебе дают деньги под 18 % годовых, а в других берут под 12 %. И поскольку сейчас, вот прямо сейчас, ты близок к Вечности как никогда, голова работает на пределе, но очень четко, и за долю секунды ты успеваешь понять, что банк берет у одних и отдает другим, и больше здесь нет ничего. Что большие зеленые фургоны с деньгами и красивые карты с чипами, черные костюмы и компьютеры с большими экранами, и пара шикарных машин у входа – это просто фикция. И проносится мысль, что если бы мы были честнее друг к другу, то те, кому нужны деньги, могли бы брать их у тех, у кого их излишек, и отдавали бы им 15 % и банк был бы не нужен. А нужен он лишь потому, что мы разучились держать слово, которое превратилось в фантик, обертывающий часто лишь другой фантик. И у одних за вторым фантиком есть хоть какая-то конфета, а у других нужно раскрыть не один десяток фантиков, чтобы появилась хоть что-то. И чем больше мы треплем языком, и меньше держим слово, тем больше будет банков и других мест большей или меньшей степени отдаленности и полезности.

Но ты пришел сюда не за этим, ты ведь шел за «Кошкой московской», потому ты упорно двигаешься дальше.

И после пяти или семи попыток попасть вилкой в розетку из неудобной позы (и кадры из «Бриллиантовой руки», где «брюки превращаются» как никогда близки тебе в этот момент, потому что все посетители банка смотрят именно на тебя, ведь наконец-то появилось что-то двигающееся и достойное внимания) наконец ты понимаешь, что вилку надо повернуть на 90 градусов и попадаешь точно в цель.

И от охранника ты отмахиваешься, как от надоедливой мухи. Да ну и что, что частная, ну и что, что имеем право отказать. Ты знаешь, что Вечность на твоей стороне, и бумажные стены не дадут ввести тебя в заблуждение. И вообще, в рукаве есть джокер, что ты клиент, а не просто какой-то там… «у меня есть карта вашего банка, между прочим!»

И пот течет по щекам, соленый и терпкий пот, и руки трясутся, потому что грузится не всегда то, что надо, или всплывает не та страница. Еще не весна, но всплывает черт знает что, и за одну миллионную долю секунды ты и тут успеваешь словить в вечности ответ на вопрос, который тебя давно мучил – кто, черт побери, зарабатывает на этих всплывающих идиотских окнах. И даже неважно уже кто зарабатывает, с этим все слишком просто и понятно, страшнее ответ на вопрос – кто там платит и за что. И позакрывав всплывающие страницы, поняв, что служители дьявола платят за наши взгляды, а взгляды это уже, возможно, и есть часть того ценного, что мы постоянно упускаем, ты находишь то, что тебе нужно и запускаешь «Кошку».

Но тебе надо сделать еще один мучительный шаг на пути к себе. Ведь все эти люди, они не хотят ее слушать и они смотрят на тебя, кто-то с непониманием, а кто-то с негодованием, и бабушка с хозяйственной сумкой уже готова взорваться и высказать все, не просто о тебе, а все, что наболело к твоему поколению. Но они-то думают, что ты сидишь на полу с телефоном, из которого уже начинает звучать гитара с этими невыразимо прекрасными аккордами вступления. А ты не просто сидишь, ты летишь выше и выше, ты близок к Вечности как никогда, и потому ты знаешь, что бабушка просто последние 20 лет ждала хорошего слова от сорванца-внука, но слышала лишь «Ба, отстань…», и потому ты просто улыбаешься бабушке и киваешь ей многозначительно. Но ты киваешь не саркастически, нет, ты не отмахиваешься от нее. Ты киваешь ей как внук, которого она ждет уже 20 лет. Ведь любви, которая тебя наполняет, сейчас хватит на целый город, и неважно, что ты не ее внук, ты можешь сделать это так, как это и должно было произойти. И она не знает, что именно случилось, она не сможет это объяснить, но ей вдруг стало хорошо. И она знает, что все идет правильно, и все идет своим чередом. И потому она шепчет тебе: «Внучок, возьми вон табурет, пол-то кирпичный». Но ты лишь многозначительно киваешь, показав ладонью, что «все идет по плану». И состав жизни бабушки проносится мимо тебя, как игрушечный. И каждый вагон того поезда равен десятку лет. А за стеклами, за каждым стеклом по году. Блокада, карточки, бараки, юность, танцы, замуж, фабрика, институт, телевизор, сериалы, дача, все проносится одним маленьким мигом, и ты знаешь и понимаешь абсолютно ВСЕ, не акцентируясь на подробностях. И постепенно твоя любовь заполняет все пространство, тебе становится все равно, и ты погружаешься в эту вечную музыку, и только в очередной раз мельком отмечаешь, что безумно хорошо, что есть второе гитарное соло в конце, а не одно, как это принято, и что Светка в припеве вступает там, где и надо вступить, и что каждая нота – это совершенство и вечное наслаждение.