Виктория Полечева - Рассказы из шкафа

– В том то и дело! Ты не понимаешь! У нее зеленые волосы и она читает Мастера и Маргариту! – я не на шутку разволновался.

– Смешной ты, Борь. Особенно, когда заикаться перестаешь. Оставь ее, ладно? Тебе Ленки мало? Когда она съехала, ты чуть с ума не сошел. К такой же тянет?…

– Ой, К-к-коля, заткнись.

В аудитории резко похолодало.

Ника начала волноваться за неделю до концерта. Она так хотела подойти к нему, сказать все, что чувствует, сказать, что музыка его стала частью ее жизни. А там – будь, что будет. Может и прогулки будут, и Есенин. А может, ничего не будет. Но она ведь должна хоть что-то сделать?..

Ника сидела в любимой кофейне и смотрела в окно, продумывая, чуть ли ни каждый свой шаг. На улице темнело, город засыпал, чтобы спустя несколько минут проснуться новым светом.

Ника все четче видела свой силуэт, а потом начала разглядывать в отражении всех тех, кто сидел за ее спиной в уютном зале кафе. Одинокий старик, целующиеся подростки, и …на тебе. Заикающийся однокурсник. Ника обернулась и даже помахала, но он не заметил. Склонился только над тетрадью, испачканную пролитым кофе, и строчил что-то быстро и увлеченно.

Ника ему почему-то даже обрадовалась: вскочила, подошла к его столику. Однокурсник не поднял головы, когда Ника заслонила ему свет. Только смахнул кудрявую челку с лица и закусил губу. Ника стала за его спиной и вслух прочла: «…музыку майских птиц»

Парень подскочил, пролив остатки кофе. Он застыл на пару мгновений, озлобленно глядя на Нику, а потом схватил тетрадь и, надевая куртку на ходу, выскочил на улицу. Ника, озадаченная, и почему-то расстроенная, села за его столик.

Все его песни она уже знала наизусть. Теперь Ника пришла без Наташки, ей больше не было страшно. Она знала: сегодня все точно изменится.

– И п-п-последней я х-хочу спеть вам новую песню. Ей всего несколько дней, – парень по-прежнему смотрел в пол и почти не отрывал губ от микрофона.

Когда мне станет не жалко исписанных страниц,

И я пошлю все к черту.

Мы будем слушать музыку майских птиц,

И воздух не будет спертым.

И ты смахнешь пыль с моих ресниц,

Я стану новым.

И больше не будет между нами границ,

Я – покоренный тобой Казанова.

Ника так напряглась, что не могла слушать дальше. Она глупо уставилась на кудрявые волосы, на тонкие губы. И расхохоталась так громко, что все в баре притихли.

– «P-hater»! Ты ненавидишь букву «п»!

Гитара умолкла, парень поднял глаза на Нику и прищурился. Она сидела очень близко, но он ее не видел.

– К-к-концерт окончен, – тихо сказал он, соскользнув с высокого стула.

Ника догнала его возле служебного выхода из бара. Она так смеялась, что по щекам ее текли слезы.

– Д-д-девушка, я н-н-не понимаю, что такое? – парень, покрывшись красными пятнами, лихорадочно шарил в карманах толстовки.

– Ну, нет, так не бывает! – Ника, наконец, успокоилась и помогла парню найти очки. Она сама водрузила их ему на нос. Музыкант-заика-однокурсник отшатнулся к стене. Он испуганно смотрел на Нику, словно узнала она его самую страшную тайну. А может, так оно и было.

– Почему ты в кафе не поздоровался?

– Я… я очень злюсь, когда меня отвлекают. П-п-прости, – парень потер переносицу.

– Ты не заикаешься, когда поешь.

– Так бывает.

– А почему на сцене не носишь очков?

– А зачем? Г-г-глаза все равно закрыты. П-п-по-другому не поется.

– Ты другой там, когда поешь. Как будто бы ненастоящий. Не такой, как в универе.

– Когда п-п-пою, я счастлив. Это как будто другое измерение. Где я могу быть с-с-собой. И к-к-как раз только тогда я настоящий.

– А я в тебя влюбилась. Уже два месяца как, – Ника шагнула вперед. – Поцелуй меня, а? Как свой микрофон. По-настоящему.

– Н-н-не надо, – парень отступил. – Т-т-ты себе там напридумывала чего-то. А мне не нужно так. Борю очкарика-за-заику ты избегала. Слушай мои п-п-п-песни, если нравятся. Только меня не т-т-тронь, не надо, ладно?

Ника сидела в аудитории и внимательно рассматривала каждого однокурсника. Может, Светка тоже пишет стихи? Может, Афанасьев вышивает, как Бог, а Иришка может метать гранату? Сколько миров вокруг нее собрано? Сколько судеб, которые никто не замечает? Ника улыбнулась, светло и просто, так, как никогда не улыбалась. Ее окружали не «люди» – единая масса, из которой так трудно что-то выделить, а целые миры, целые вселенные. И они были так прекрасны, что захватывало дух.

Боря сидел прямо под ней и вновь что-то упорно строчил в тетрадь. Ника дождалась, пока он удовлетворенно отложит карандаш, и провела рукой по его затылку. Ей хотелось его касаться, и она этого не скрывала.