Виктория Полечева - Рассказы из шкафа

В Старом Городе Люся прыгала от счастья и не могла удержать восхищенных возгласов, рвущихся из груди. Башенки, булыжная мостовая, домики с островерхими крышами – сказочней места стоит еще поискать. А тут они вышли на главную площадь. А там елка, сверкающая, искрящаяся, вся усыпанная алыми сердечками и огромными шарами. Тихая музыка, уносящая к романтическому и манящему средневековью, стеклянные ангелки на полках ярмарочных лотков, теплые шарфы, носки, перчатки и стойкий запах пряного клёга. У Люси разболелись щеки от чуть безумной нестираемой улыбки. В груди все горело, а в голове было удивительно ясно и пусто. Никакого привычного клубка мыслей. Только что-то безбрежное, ослепляющее.

Когда оказалось, что из окошка отеля видно площадь, Люся почему-то расплакалась. Ей не верилось, что столько счастья может выпасть одному человеку. А больше всего не верилось, что этот человек именно она – сельская Люся.

Всю ночь она просыпалась и то и дело подходила к окошку. Смотрела на мягкие хлопья снега, укрывающие пустую площадь, на башню ратуши слева от отеля, на окошки напротив – в одном из них виднелись фарфоровые куклы в разноцветных платьях.

Не смотря на то, что спала Люся мало, весь следующий день сапоги ее словно превратились в сапоги-скороходы. Они носили ее по холмистым улочкам так быстро и так стремительно, что усталость за ними не поспевала. А когда вечером на площади совершенно по-русски начали петь отрывки из любимого Люсиного мюзикла, она чуть не подавилась горячим и чуть кислым клёгом. Почувствовав, что что-то внутри нее неумолимо растет и ширится, она вдруг с удивительной ясностью поняла, что значит фраза «распирает от счастья».

Когда автобус уже вез Люсю обратно, она прятала нос в купленный на площади шарф, и воровато оглядывалась, словно боясь, что кто-то поймет, что она увозит с собой часть совершенно нового мира.

Уже весной, когда выпускные экзамены подобрались ужасающе близко, Люсина подруга вдруг объявила: «Собирайся, через неделю будем в Стокгольме».

Люся только удивленно хлопала глазами. Последние циклы ведь, а потом зачеты… Нельзя. Да еще ехать туда так долго. Но подруга только коварно улыбнулась и сказала: «Не ехать, а плыть!»

И через неделю Люся уже бродила по Хельсинки, думая о том, что она уж наверняка нарушает какой-то мировой закон. Она ведь уже один раз была заграницей. Ходила потом, грела, как замерзшие пальцы, воспоминания, что сидели глубоко внутри, даже не мечтая оказаться еще где-либо.

Но вот она снова на чужой земле, идет мимо зданий, которые, впрочем, могут быть где угодно. Люся вдруг поняла, что красный кирпичный дом, на который она смотрит, очень похож на тот, что был в их станице. То есть какие-то вещи, какие-то мысли и чувства, могут быть как и эти дома? У-ни-вер-саль-ны …

А уже через несколько часов Люся сидела на койке, в самой настоящей каюте и ела влажные орехи – они не успели высохнуть после того, как их помыли – и смотрела в иллюминатор на пугающе толстый лед у самого берега. Как же они поплывут? Но их уже ждал Стокгольм, такой величественный город, что Люсе казалось, будто ее сейчас точно скинут с парома и скажут: «Таким, как ты, не положено!»

Но паром отплыл от берега, северное море зашумело, льды расступились, а шумный ветер едва не прогнал Люсю с палубы. Но она осталась. Долго хохотала, расставив руки и представив себя чайкой.

В синей воде то тут, то там виднелись островки, покрытые где-то деревьями и травой, а где-то самыми настоящими домами. Люся зачем-то махала им рукой. Как будто хотела, чтобы и у них что-то осталось от нее на память.

Ночью она снова не могла уснуть и смотрела в окно. Там дышали море и звезды. Люся снова чуть-чуть поплакала от ощущения неимоверного счастья.

Уже утром они перебегали с одного острова на другой, любовались разноцветными, совершенно кукольными домишками, кормили лебедей и завистливо смотрели на тех, у кого есть время праздно съесть мягкие, покрытые шоколадным соусом вафли.

Подруги Люси много говорили о городе и о других городах, в которых они бывали, а Люся только удивленно хлопала глазами: она увидела магазинчик, о котором давным-давно говорила преподавательница. Мысли вдруг, заскрежетав, перемололи что-то крепкое и темное, поселившееся в Люсиной голове с самого детства, освобождая место для самых невероятных мечтаний.

«Я думала, что у меня никогда не получится здесь оказаться, – пробормотала Люся, – Думала только в октябре, а в марте я уже вот. Открываю дверь этого магазина».