А проснувшись, Алиса долго и непонимающе смотрела на дремавшего в кресле парня.
Угадай, кто?
«Не мама», – едва слышно прошелестела маленькая Алиса, собираясь уходить.
И еще, напоследок:
«Сейчас я в тебя влюблюсь…»
Похмельное чувство вины качало ее из стороны в сторону, пока она трясущимися руками варила кофе на двоих.
– Спасибо, что помог дойти, – наконец, сказала она, ставя перед ним дымящуюся чашку, – я вчера перебрала… У меня бывает такое иногда.
– Не переживай. Ты была такая милая, когда мы пришли домой…
– Я говорила что-то лишнее? – тоскливо спросила она, с трудом вспоминая остаток вечера.
– Ничего лишнего, – ответила ей улыбка Капусты.
Он помыл за собой чашку и сам вписал свой номер в ее сотовый. После его ухода Алиса немного всплакнула – с похмелья ей всегда казалось, что она натворила что-то непоправимое и жалела себя. По опыту она уже знала, что нормальным человеком может стать только на следующее утро. Вечером вернулась тетка, застав ее неподвижно сидящей за столом.
– Я так напилась вчера, – сказало Алисино чувство вины вместо приветствия, глядя прямо на тетку.
– Бывает, – немного погодя, ответила та.
Она села напротив Алисы. Мягкий свет настольной лампы выделил нарисованную бровь, искусственно приподнятую, и глубокую сеточку морщин под карими, как у папы, глазами.
– Знаешь, мы говорили с твоим отцом, – начала она, а Алиса сразу зашмыгала носом от ее спокойного тона и упоминания отца, – он мне много чего рассказал… С чем-то я согласна, с чем-то нет. Я считаю, что мы не можем обвинять наших детей. Они стали такими, какими мы их вырастили. Все их недостатки – это, прежде всего, наши ошибки. И твои родители тоже сделали ошибки, и поэтому ты здесь. Просто они не знают, где ошиблись, и…
– А есть родители, которые не делают ошибок? – перебила ее Алиса. Ее почему-то неприятно задела такая ненавязчивая критика своей семьи.
– Нет. Я таких не знаю.
Детство Алисы пахло шариковой ручкой и акварельными красками. Вечерами они часто ложились с родителями на пол, и двадцатидвухлетняя мама самозабвенно рисовала для Алисы принцесс – в сарафанах, в платьях с кринолинами, с коронами и шлейфами, а папа смеялся, и говорил, что все мамины принцессы похожи на соседку Олю Афонину, и шутя отталкивал ее руку, пытаясь нарисовать для афониной принца, но рисовать совсем не умел, и мама хохотала, а Алиса пряталась за папину спину и тайком лизала потрясающе вкусную медовую акварель. А следующим вечером начиналось все тоже самое – «Давайте рисовать афониных!» – кричала Алиса, и папа щипал хохочущую маму, пока мама выводила синей ручкой афонинское лицо, и запах этой самой ручки, и мамины пряные духи, и папина колючая щетина – все заставляло четырехлетнюю Алису визжать от восторга.
Мама с папой хотели пожениться после того, как мама окончит институт, но на втором курсе мама уже родила Алису, поэтому пожениться пришлось намного раньше запланированного, и к учебе мама больше не возвращалась. Это неоконченное образование навсегда осталось между мамой и дочкой неким упреком, который никогда не произносился вслух, но который сложился в основной постулат Алисиного воспитания, когда мама говорила:
– Главное – получить достойное образование!
Когда папа говорил:
– Мальчики подождут, с ними потом все само сложится!
Когда бабушка говорила:
– Погоди ты веселиться, веселья еще в жизни потом столько будет!
Папа по своей специальности не работал никогда. Алисиной маме, еще беременной, пришла в голову гениальная мысль – шить болоневые плащи и куртки на продажу. На следующий же день кухонный стол из однокомнатной кооперативной квартиры переехал на дачу, а его место почетно заняла швейная машинка. Мама, избалованная дочка летчика и главбуха, разбиралась в моде, потребительском спросе и неплохо шила, а еще была полна юношеского оптимизма, папа любил маму и оказался талантливым учеником, поэтому через месяц после рождения Алисы, получив диплом, положил его на полку и с упоением погрузился в индустрию верхней одежды. В девяносто втором году плащи были востребованнее проектировки мостов – кому нужны мосты, куда? – и родители шили сутки напролет. К моменту вечерних рисований афониных кухонный стол вернулся на свое законное место, а швейная машинка перебралась в арендованную мастерскую.
Только повзрослев, Алиса поняла, что, в общем-то, ничего и никогда не мешало маме вернуться к учебе, а это ее первое блестящее, как ни странно, состоявшееся предприятие было ничем иным, как попыткой залатать свое чувство вины, отыграться перед родителями, у которых были серьезные профессии и на двоих три высших образования, а еще непутевая дочка со школьным аттестатом и ребенком в восемнадцать лет.
Читать дальше