Дэвид Арнольд - Москитолэнд

Маме бы он понравился.

Мы с Уолтом устраиваем короткое водно-плескательное сражение (потому что потому), а потом я плаваю на спине, позволяя озеру сочиться меж пальцами рук и ног. Луна новая, но яркая, и какое-то время я смотрю на нее здоровым глазом.

– Ты поможешь своей маме, – шепчет Уолт, и это не вопрос.

Он плавает невдалеке, глядя на меня в тусклом свете, – ничего жуткого или типа того, просто острый прямой взгляд. Рикки делал так же.

– Откуда ты знаешь, Уолт?

Он уходит с головой под воду, оставляя меня в напряженном ожидании. Потом всплывает, трет глаза и улыбается:

– Я тебя слышал. Пока ты спала. Под мостом.

Чудесно.

– Что еще я говорила?

– Что-то про фейерверки, – тихонько отзывается он. – И другие штуки. Не знаю. У меня в мыслях тоже бывают фейерверки.

Теперь моя очередь нырять. Отбрасываю назад стриженые волосы, убираю с глаз взъерошенную челку и поворачиваю голову к Уолту. Итак, он слышал о моих Важных Штуках.

– Я понимаю, – шепчет он. – Ты нужна маме. И она нужна тебе.

Бывают случаи, когда разговоры лишь выдавливают слезы. Потому я плаваю в тишине, наблюдаю за последними штрихами совершенного восхода луны, и в этот момент небесного откровения осознаю, что объезды придуманы не просто так. Они обеспечивают безопасную дорогу к месту назначения, помогают избежать ловушек. Бултыхание в озере с Уолтом – это, безусловно, объезд. И может, я никогда не узнаю, каких ловушек избежала, но… чистую душу чертовски сложно найти, и если Уолт – мой «объезд», так тому и быть. Если честно, я бы не удивилась, используй он словечки вроде «манифик».

Я закрываю зрячий глаз и смотрю на себя будто бы сверху, как могла бы смотреть на москита, парящего над горячим озером. Я вижу Мим: ее лицо, бескровное и усталое, ее бледную и блестящую кожу, ее хрупкие ломкие кости… И армию деревьев вокруг. Она плавает с мальчиком, с которым познакомилась пару часов назад, она тоскует по маме, тоскует по своей прежней жизни, тоскует по всему, что было. А теперь она плачет, потому что после моря смеха просто не может сдержать это чувство, самое худшее чувство в мире…

«Я устала от одиночества».

– Тебе нужна помощь?

Тихий голос Уолта возвращает меня в настоящее, к реальности, к объезду.

Я, Мэри Ирис Мэлоун, улыбаюсь яркой новой луне. И, вытирая слезы, гадаю: неужто все наконец изменилось?

– Да, Уолт. Еще как нужна.

Круг посвященных в тайну моей боевой раскраски довольно узок. Его не существует, если честно. Никакого круга. До аварии это был только мой секрет. А может, и до сих пор остается. Охваченные ужасом неминуемой смерти и последующей жаждой добиться успеха там, где другие потерпели поражение, – и в самом деле, нет человека успешнее выжившего – пассажиры, возможно, были заняты чем-то поважнее Мим Мэлоун, бродящей среди обломков с изрисованным помадой лицом, будто Афина, богиня войны. Надеюсь на это. Потому что от мысли, что Пончомен видел эту мою сторону мне хочется выдрать себе челку с корнем.

– С кем мы воюем?

– Ни с кем, Уолт. Стой смирно.

В свете потрескивающего костра я держу лицо Уолта в ладонях, принимая его в свой эксклюзивный клуб. Хотя без помады (которая наверняка где-то в синей палатке) приходится использовать грязь. К счастью, недостатка в ней нет.

– Ну вот, – говорю я, увенчав двустороннюю стрелку точкой посредине. – Готово.

Уолт улыбается, смеется, отплясывает джигу вокруг костра.

– Теперь я должен разрисовать тебя, Мим?

– Нет, спасибо, приятель. Я сама.

Я погружаю палец в мягкую грязь и с точностью хирурга наношу импровизированную боевую раскраску. Я впервые делаю это без зеркала, но, как выяснилось, у меня превосходная мышечная память. Закончив, хватаю еще одну банку ветчины и разваливаюсь перед огнем, еще больше чувствуя себя Мим, чем прежде. Мы с Уолтом вдвоем сидим с перемазанными грязью лицами и едим, будто король и королева не-знаю-чего… Хэмелота, наверное. Уолт отрыгивает, закрывает рот рукой и безудержно хохочет, а я думаю, с кем нужно встретиться, чтобы задокументировать этот смех как восьмое чудо света. Наконец его эхо стихает, и Уолт достает кубик Рубика.

– Мне нравится наш москтиный макияж, – говорит он.

Я представляю, как штат Миссисипи разваливается и погружается в залив, как в том сне, оставляя после себя только полчище мстительных москитов.

– Что?

Радостно поворачивая грани кубика, Уолт указывает на свое лицо:

– Это москит.