Дэвид Арнольд - Москитолэнд

Домашний арест. На неделю.

На двенадцатый день рождения очередной приступ непослушания привел меня в кинотеатр на «Горец 2: Оживление» (Должна заметить, что родители могли и не утруждаться с наказанием, ибо сам фильм оказался достаточной карой. Кошмар.) Затем Секси Стив отвез нас по домам, и, поскольку я была на год старше, в мыслях появились новые образы: никакого «бокс-ринг-грудь-удар» скорее «спальня-пол-грудь-обжимашки» Ну и шагнув на обледеневшую дорожку, я вообще не удивилась, что свет включен. Стив и Генри пожелали мне удачи. Я вошла и получила очередную неделю домашнего ареста.

На мой тринадцатый день рождения мы выбрали «Сияние» которое оставило меня в раздрае на несколько недель. А когда Стив повез меня домой, тринадцатилетняя я уже смотрела сквозь всю эту ерунду. И в сексуальном плане Стив для меня умер. Когда он свернул к моему дому, я приготовилась к наказанию. Сбегать тайком, как в плохом фильме, веселиться с Генри, возвращаться со Стивом и, наконец, попадаться – тогда я бы ни за что в этом не призналась, но поимка с поличным была такой же частью моих именинных традиций, как и все остальное.

Но в тот вечер свет не горел. Я вылезла из «джетты» под поздравления Стива и Генри, мол, наконец-то мне все сойдет с рук, оцепенело кивнула и вошла в дом.

Пустая комната, телевизор включен, но без звука.

Никто не ждал.

Не злился.

Не волновался.

Боже мой, Из… надеюсь, ты не знаешь, каково это.

До связи,

Мэри Ирис Мэлоун,

друг по умолчанию

Р. S. Лучше бы я этого не писала.

Я просыпаюсь все в тех же обрезанных шортах, лицо перепачкано грязью, в животе бурлит. Ноющая боль зарождается в кончиках пальцев ног и, излившись в вены и артерии, мчится по органам и мышцам прямиком к легким. Но кинетическая сила боли ничто в сравнении с силой воли Мим.

Так обычно чувствуешь себя посреди ночи. Не знаю, который час, но собственные кости говорят мне, что где-то между двумя и четырьмя утра.

Сажусь, и дневник падает с груди. Я убираю его в рюкзак, натягиваю кроссовки и крадусь к дерьмояме. (Еще раз поздравляю, Вселенная. У тебя поразительное чувство юмора.) Обходя тлеющие угли костра, замечаю, что спальное место Калеба пустует, но за острым расстройством желудка это кажется таким ничтожным. Словом, сейчас все кажется незначительным, кроме моего воющего кишечника и постоянного эмбарго на консервированную ветчину.

Когда удается успокоить бурление, мир снова наполняется всякими… ну, важными штуками. И отсутствие Калеба – это определенно важно. Я не успеваю толком обдумать эту мысль, как слышу невдалеке шум.

И замираю… затихаю… слушаю.

В какой-то момент пребывания в Нью-Чикаго мои уши адаптировались к беспрестанному эху – какофонии птичьего щебета, шороха листвы, потрескивания веток и прочих естественных звуков осени. Я закрываю глаза и просеиваю эти звуки, как старатель песок в поисках золота.

Да, точно какой-то шепот.

Я осторожно иду к краю поляны. К деревьям-паукам с тонкими ветвями, по мертвым листьям, шуршащим точно старый пергамент, в приглушенном лунном свете… ночной лес – жуткое местечко. Тихая речь приводит меня к дубу. У его основания стоит боком одна тень, высокая и жилистая, и говорит с кем-то незримым. Я опускаюсь на четвереньки, погружаю костяшки пальцев в мягкую грязь, мечтаю не дышать так громко. Голоса на самом деле два.

– …в том и есть план. Срубить весь куш. Без всякой херни.

– А как же девчонка? – спрашивает Калеб.

После нашей короткой беседы у костра его голос я узнаю где угодно.

– Милая помеха, да?

Они говорят обо мне.

– Она симпатичная. – Опять Калеб. – Даже в грязи.

Луна достаточно яркая, чтобы разглядеть силуэт Калеба, но второго я с этого ракурса не вижу.

– Не спускай глаз с цели, Калеб. Если девчонка будет путаться под ногами, придется с ней разобраться. Ты ведь справишься?

Короткая пауза. Этот второй голос странно гортанный, будто человек ест торт во время разговора.

– Калеб?

– Что?

Он то ли сплевывает, то ли еще что, затем повторяет:

– Если девчонка будет путаться под ногами, ты с ней разберешься.

Мой пульс несется как олимпийский спринтер.

– Да, – шепчет Калеб. – Конечно.

– Прекрасно. Мы уже близко, ты чувствуешь?

Затаив дыхание, подползаю ближе и вдруг представляю, как выгляжу со стороны: крадущаяся по темному лесу в этих нелепых обрезанных шортах, со спутанными и перепачканными мутным озером волосами, да еще и с размазанной боевой маской на лице, которая наконец-то действительно играет роль камуфляжа.