Николай Сафонов - Старый дом

— Идем…

В кассовом зале кричали уже через одного и все разное. Поставив сразу пять рублей на указанную комбинацию, мы вернулись на трибуну, и тут же ударил колокол. Шпана, о которой так неуважительно отзывался новый знакомый, так рванула со старта, что лишь одна наша лошадь под номером семь осталась в хвосте… Но я уже не смотрел на беговую дорожку, а все свое внимание сосредоточил на табло, где вывесили выдачу за состоявшуюся комбинацию пять-три. Сто тридцать рублей! И хотя не двести, но тоже неплохо, пополам с братом по шестьдесят пять рублей, за вычетом проигранной десятки получается чистая прибыль полсотни… Так жить можно…

— Не едет наша, вот мошенник… — забормотал мой новый знакомый и, как-то виновато посмотрев на меня, боком, боком, незаметно скрылся.

Наша лошадь не пришла и в пятом заезде. Больше я уже не играл. Я заметил, что к последнему заезду многие игроки опустошили свои карманы и из игроков превратились в безучастных зрителей. Бега для них сразу же потеряли всякий смысл. Я не знал, что делать с выигранным билетом, и искал глазами брата, и он, словно подслушав мои мысли, появился передо мной:

— Получил деньги?

— Нет еще…

— Пошли быстрей в кассу…

Выигрыш мы получили в той же кассе, в которую ставили деньги.

— Виктор Дмитриевич с Лешей пятьсот рублей сняли. Сразу пятью билетами кончили… Приглашают на коньяк, я за тобой…

— Спасибо… Я не могу сегодня…

— Ну как знаешь, я побежал… Приходи в среду, встретимся здесь же, — и брат скрылся в буфете, а я вместе с толпой вышел с ипподрома.

На остановке автобуса не видно было, так его облепили со всех сторон, и с большим трудом мне удалось повиснуть на подножке, и, если бы не подпирали сзади другие пассажиры, я бы свалился. Странное ощущение испытывал я от бегов. За четыре часа, проведенные на ипподроме, я ни разу не подумал об Ольге и совсем не заметил, как пролетело время. Лошади как-то само собой вытеснили из головы все другие мысли. Я видел, что и люди, стоящие рядом, все еще находятся во власти игры.

— Ведь считал дома одного Ильменного, а сыграл Гамбита…

— И я тоже…

— Жулик на жулике сидит и жуликом погоняет… Разогнать бы их всех…

— А ты возьми и не езди, кто тебя заставляет… А… не можешь, то-то и оно.

Мужчина, который только что говорил о жуликах, как-то сразу сник и не нашелся, что возразить. Но за него ответил сосед:

— Конченые мы люди… Кто хоть однажды побывал на ипподроме, да еще сразу выиграл, не дай бог, того ноги сами принесут на ипподром второй раз, — и почему-то посмотрел на меня, словно у меня было написано на лбу, что я впервые был на бегах и даже выиграл пятьдесят рублей.

— Игроки? А билеты кто будет брать? Или и на билет не осталось?.. — и водитель автобуса резко тормознул, чтобы немного утрамбовать народ.

Все заулыбались, и разгладились напряженные лица, а водитель продолжал выступать:

— Когда выигрываете, то вас арканом на автобус не затащишь, на такси уезжаете с шиком…

— Выигрываем десятку, а в следующий раз больше оставляем на ипподроме. Уж так здесь устроено…

— Ну не скажи… — но дослушать счастливого безбилетника мне не пришлось.

Автобус прибыл на конечную остановку, и все вывалились из салона. Люди ныряли в метро с твердой уверенностью вернуться на бега через два дня и отыграть проигранные деньги, а мне почему-то не хотелось расставаться с этими несчастными людьми. Мне понравились и бега и люди, ехавшие со мной в автобусе. Даже выигрыш отошел как-то на задний план. Я вспомнил о деньгах лишь около дома. А ведь мог выиграть и больше, поставь я пять-три не рублем, а несколько билетов, почему-то пронеслось у меня в голове помимо желания. В следующий раз так и сделаю, поеду на бега и поставлю сразу не рубль, а пять.

Поехал и заболел. Теперь неделя у меня состояла не из семи дней, как обычно, а из трех: среды, пятницы, воскресенья, тех дней, когда проходили на ипподроме испытания лошадей. На эти дни старался не принимать дела в суде, а если вдруг какое-нибудь дельце и выскакивало на пятницу или среду, то я отдавал его другому адвокату. В пять часов меня уже не было в юридической консультации, я не спеша добирался до метро «Динамо», втискивался в переполненный трамвай, быстро бежал в кассу, брал билет и только тогда успокаивался.

Постепенно освоил лексикон бегов и не выглядел на трибуне профаном, не удивлялся, когда слышал слово «кроссинг» или «проскачка». Я близко сошелся с директором ипподрома и, как мне казалось, завел несколько полезных знакомств со знающими людьми. Моя голова заполнилась всевозможными сведениями о лошадях, но познания мало помогали. Выигрывать крупно не выигрывал, а по десятке перетаскал на бега уже целое состояние. Но странное дело: проигрывая, я не огорчался, а лишь испытывал чувство досады на себя. На ипподроме так искусно перекачивали деньги из кармана, что сознавал это только дома, а в пылу игры даже об этом не думал. Я был уверен, что и с другими игроками происходит точно такая же штука. Игрокам казалось, что еще чуть повези — и они бы забрали много денег, причем дармовых, денег, которые валяются на полу, и их нужно лишь не полениться поднять. Вот это «чуть-чуть» и приводило людей вновь и вновь на бега. Их обманывали, не скрывая этого, а они делают вид, что не замечают обмана. Просто, наверное, люди привыкли, чтобы их обманывали, и не только на бегах, но и в обыденной жизни, с той лишь разницей, что в жизни это делается более искусно и не так заметно, и обман часто выдается едва ли не за благо.