Николай Сафонов - Старый дом

Желая как-то реабилитировать себя за дискуссию о микстах в глазах адвокатов, я, сам того не ведая, еще раз существенно навредил своим коллегам по корпорации. А ведь казалось, само небо сжалилось над моими мольбами и наконец-то ниспослало мне счастливый случай. Многие адвокаты могли лишь мечтать о подобной удаче, а здесь, словно в сказке, удача сама пришла в руки на тарелочке с голубой каемочкой. И выходит, я не смог ею распорядиться, умудрившись так бездарно упустить предоставленный мне небом шанс.

А произошло вот что: знакомился я в адвокатской комнате с одним уголовным дельцем, потихонечку перелистывал странички и не спеша составлял досье. И вдруг… Я даже сначала не поверил глазам. В середине дела, между листами протокола допроса обвиняемого, лежал уже заранее написанный приговор. Самый настоящий, от имени Российской федерации, и его можно было даже потрогать руками. До начала судебного заседания оставалась еще целая неделя, и неизвестно, как бы повернулось дело, какое мнение сложилось у народных заседателей, как бы себя повели свидетели и подсудимый, а судья уже один, за всех, заочно, решил участь подсудимого и даже определил ему наказание: три года лишения свободы, И подпись поставил. Осталось лишь скрепить бумагу гербовой печатью, и можно, не открывая судебного заседания, отправить дело в архив. Большего кощунства над правосудием нельзя и представить себе! Это своего рода судебный вандализм и самое настоящее измывание и глумление над законом.

Что греха таить, такой спектакль не каждому доводится увидеть, ибо поймать любителя поиздеваться над законом и ударить его по рукам, отбив охоту заниматься подобными штучками, очень трудно, даже почти невозможно. Они в прямом и в переносном смысле находятся за ширмой и редко когда оставляют следы, а пакостят аккуратненько, как кошечки в песочек. А тут, то ли по рассеянности, то ли еще по какой причине, судья, написав заранее приговор, забыл его спрятать в стол, а вместе с делом сдал в канцелярию. И вот эта важная улика попала в руки адвоката, то бишь мне. Я даже растерялся от неожиданности, засуетился и натворил кучу глупостей. Нужно было действовать по раз заведенному порядку: пригласить зав. юридической консультацией, он бы в свою очередь написал докладную председателю городской коллегии адвокатов, либо вызвал кого-нибудь из руководства по телефону в суд, тот снесся с судейским начальством, и они бы все вместе, не вынося сора из избы, приняли какое-нибудь мудрое решение.

Я же, ни с кем не посоветовавшись и больше всего испугавшись именно того, что они замнут дело, нарушил годами установленную субординацию и, схватив дело под мышку, выскочил с ним на улицу. Своим возбужденным видом я отпугивал от себя прохожих, и они шарахались от меня в сторону, не понимая, чего я от них хочу. А я хватал людей за рукава и тащил их силком в суд, невразумительно объясняя им по дороге, что нужно составить акт и подписать одну очень важную бумагу, уличающую судью в неприглядном поступке. При словах «суд, судья» люди подозрительно смотрели на меня, как на сумасшедшего, и опасливо удалялись семенящими шажками прочь. В конце концов мне удалось уговорить двух старушек и затащить их в суд, где они и подписали акт, составленный мной. И немного успокоившись, я объяснил им суть дела и даже зачитал приговор. Старушки попались понятливые и согласно кивали головой, возмущаясь вместе со мной, что так делать негоже и судить человека, не видя его в глаза, самое последнее дело.

В акте я написал, так, мол, и так, при ознакомлении с уголовным делом, за неделю до судебного заседания, обнаружил в деле заранее написанный приговор, и даже лист дела указал, о чем и составлен настоящий акт в присутствии посторонних граждан, Баукиной и Охалиной, в городе Москве, такого-то числа. Акт составлен в двух экземплярах, и подписи, как полагается, с адресами свидетелей. Один экземпляр акта я вложил в дело, копию оставил себе и, довольный проделанной работой, вернул дело в канцелярию, предвкушая, какую сенсацию произведет на адвокатов моя новость.

Но первый же адвокат, с которым я поделился своей радостью, ошарашил меня:

— А приговор оставил себе?

— Зачем он мне? Вложил обратно в дело. Может, он судье еще пригодится, — неудачно съязвил я.

— И не сфотографировал?

— Чем? Пальцем? Или авторучкой? Я же не шпион, где же я возьму фотоаппарат? Не домой же мне за ним ехать или бежать с делом в фотоателье…

— Ну и дурак. Можешь свой акт в туалет отнести, никому он не нужен. Судья же ото всего отопрется. А жаль, такому подлому человеку, как он, не мешало бы подложить свинью.