Мастер Чэнь - Магазин путешествий Мастера Чэня

И это правильно. Туфли надо кусать, чтобы они не укусили тебя – ну, то есть не натерли ногу.

Александр раза два покупал себе что-то на ноги в Сингапуре и, в общем, знал, как избавить себя от мозолей. Он никак не связывал это с тем, что ему сейчас предстояло, он просто по привычке, машинально, ощутив в своей руке новые тапочки, поднес один из них к зубам.

Под стрекот кузнечиков, отдаленный звук лаосского радио вся стихшая площадь, человек двадцать (это в деревне – много), смотрела. Она смотрела на зубы Александра. Многие также, как бы впервые, увидели в этот день его странные глаза, жестоко серые и нежно синие.

Он разжал чуть прикушенные над носком тапочка хорошие, крепкие зубы. Поднял красный тапочек над головой, высоко-высоко над головой… И начал лупить им бумажного человечка на земле. Шлепки были слышны всем.

Когда вы бьете человечка, то делать это нужно долго, много раз, нараспев произнося: «Я буду бить тебя, маленький человек, я буду бить тебя, пока тебе не станет некуда бежать, пока ты не сгинешь».

Это обязательно надо делать – нельзя молчать. Ты можешь написать на его бумажном боку все зло, исходящее от твоего пусть неизвестного тебе врага. Но еще ты должен громко, на любом языке, говорить ему: «Я буду бить, бить тебя, человечек, пока ты не поймешь, что твое дело плохо».

Он – тот, кто делает зло, – после этого не умрет, но у него будет очень плохой год.

И еще надо делать такую штуку в изолированном месте, на приличном расстоянии от людей, потому что дух маленького человечка будет стараться вырваться, затесаться между прохожими, скрыться от тебя в толпе.

И Александр снова и снова бил его, поднимая раз за разом красный тапок над головой, сдавленно шипя никому вокруг не понятные слова.

Боже ты мой, как же он его бил.

И как же все вокруг – молча – смотрели на происходившее.

Юнь подала ему, вставшему со ступеней, тазик. Обязательно надо после такой процедуры умыться этой водой; листья в ней принадлежат дереву помело, что-то вроде громадного грейпфрута. Так вы смываете неудачу и негативную энергию, в том числе собственный гнев.

Измочаленный бумажный человечек так и оставался на земле. Ни один человек потом не тронул его, обходя обрывки радиусом метра в три. Ветерок подвинул клочья чуть дальше от крыльца, а потом пошел дождь, настоящий, большой, и человечек размок, растворился, сгинул навсегда.

На следующей неделе болевшие местные жители вернулись на фабрику.

Юнь через месяц (она была уже в Китае) написала, что Чжан, человек без лица, оставил свой чайный бизнес и переезжает к морю. Есть три претендента на закупки «пуэра со старых деревьев», по прежней цене и на прежних условиях.

Еще раньше в деревню вернулись очарованные Сам Нуа Вероника и Роман. Они, насколько я знаю, и сейчас там. Они там, они выращивают чайные деревья, смотрят на туман между холмов и ждут озарения – момента, когда мельчайшие оттенки вкуса превращаются в ясную и чудесную книгу.

И если вы в своей жизни не обижали слабых и неумных, не боялись сильных, умели остановиться перед убийственной глупостью и не сделать ее, умели делать подарки, радоваться этому и не бояться, что вам за доброту отомстят, – то когда-нибудь и вы попадете в Пхонсали.

С Александром мы обменялись на днях письмами. В основном деловыми. Я не стал ему писать, что он, вообще-то, – один из самых удивительных живых символов нового русского глобализма и что за это можно было бы дать ему орден. Ведь ясно же, что за это орденов не дают (жаль), но Александру, видимо, это безразлично.

Зато он сообщил мне кое-какую статистику продаж. Объем производства: 1600 килограммов в год. Китай уже получает только 300 килограммов. Тайвань – 480. А еще теперь чай покупает Россия, получается более 500 килограммов.

– Оно и правда происходит, – тихонько сказала Алиса, глядя утром на море с порога нашего домика.

Вода сияла начищенным серебром, по ней несся ветер – резкий, почти прохладный, с востока на запад, в воздухе летели длинные мягкие иголки казуарин, у домика соседей-финнов в пяти метрах от нас сдуло купальники с деревянных перил веранды.

Такого утреннего ветра за наши три дня в «Чанге-чанге» не было.

– Ты знаешь, я тебе должна что-то сказать, – проговорила Алиса неуверенным голосом. – Я дважды просыпалась. И выходила на веранду покурить. В первый раз, ночью, было тихо. Совсем тихо. Вот этого ветра не было. Все черное. А во второй, под утро, было очень странно. Все было серое. Из-под нашего домика рванули как бешеные какие-то животные. Маленькие. С хвостами. Понеслись на пляж. А там их поджидали собаки.