Андрей Оболенский - Ночное дежурство доктора Кузнецова

Она резко повернулась и сбежала по лестнице. Я дёрнулся за ней, но обида удержала меня. Хлопнула дверь подъезда, а я всё стоял и стоял, глядя на чужие вещи незнакомых мне людей. Тогда я в первый раз подумал о том, что будет со мной, и что будет со всеми нами. В первый и в последний. Потому что спустя небольшое время остались только две возможности. Остальные отпали.

С Катей не встречались почти месяц. И не звонили друг другу. Я очень много думал о ней, безумно жалел, что не остановил её тогда, но поехать к ней почему-то не решался, не очень понимаю, что меня удерживало. И ещё мне было стыдно за те мысли, которые пришли мне в голову, когда я в одиночестве стоял и смотрел на разорённую квартиру, в которой, несомненно, были арестованы враги. Враги нашего народа. Мои враги. Может, именно из-за этих мыслей я и не ехал к Кате. Я понимал, что должен был отогнать их, тем более что я чувствовал себя вполне счастливым человеком с ясным и предсказуемым будущим. Но мысли не отгонялись. В конце концов я решил, что это всё из — за усталости, всплеска эмоций и ужасного зрелища неубранной после обыска квартиры. С кем не бывает. Но, говоря правду, в моей взбудораженной голове крутилось и другое: я думал о том, что Катя недостаточно подкована идейно, что она делает множество неверных и даже очень вредных для советского человека умозаключений, что как раз в её конкретном случае происхождение сыграло роковую роль. Но ясно оформить это во что-то последовательное я не мог, да и чего греха таить, не хотел. Ведь я любил её и, страшно сказать, был готов примириться с чем угодно. Кроме того, мне иногда казалось, что у неё есть какая-то тайна, но тут я уж не смел строить вообще никаких догадок.

А в конце октября в Москве сильно и внезапно похолодало. Прошёл снег, стаял, прошёл ещё, накрыл Москву. Началась эпидемия инфлюэнцы, больница переполнилась до отказа. Многие пациенты лежали подолгу, особенно старики, — у них часто бывали осложнения. Они почему-то любили поговорить именно со мной, уж не знаю, чем моя персона была так притягательна для ночных бесед. Не буду скрывать, я почерпнул массу интересного. Некоторые встречались с Владимиром Ильичом, были лично знакомы с товарищем Сталиным. Много мне, конечно, не рассказывали, но это были рассказы живых свидетелей того, как совершалась Революция, как крепла наша страна. Я знал, что не забуду эти беседы никогда.

Накануне годовщины Революции, числа, кажется, пятого, меня назначили ответственным дежурным по больнице. До полуночи дежурство протекало спокойно. Я сделал вечерний обход, навестил пациентов, требующих внимания, вернулся в ординаторскую и задремал в кресле. Разбудил телефонный звонок с аппарата, по которому за всю мою бытность в больнице я не разговаривал ни разу и не замечал, чтобы разговаривал кто-нибудь другой.

Телефон стоял на отдельном столике в углу, и я однажды видел, как с ним возился, что-то проверяя, человек в военной форме. Резкий звонок моментально выдернул меня из неглубокого сна. Я взял трубку и услышал жёсткий начальственный голос.

— Кто у аппарата?

Я постарался отрекомендоваться, как мог чётко.

— Через десять минут в вашу больницу доставят комиссара Госбезопасности второго ранга товарища Каграманова Якова Исаевича. Он тяжело болен. Приказываю срочно подготовить палату и комнату для охраны, а также вызвать для консультации профессора Смородина из Военно-Медицинской Академии. Несёте личную ответственность.

На другом конце провода повисла внезапная пауза. Потом я снова услышал командный голос.

— Минуту. С вами будет говорить товарищ Ежов.

Я обомлел.

— Борис… как тебя там…, — недавно назначенный нарком говорил странно, запинаясь, будто был не совсем трезв. — Ты… это…помоги… профессора всякие — дрянь, дрянь, дрянь, ничего не умеют, генералы, мать их, свадебные. Не дай Яшке умереть, он друг мой с детства… ответишь, если что…смотри, не балуй…

Пока я раздумывал, как правильно ответить наркому, трубку положили. Я знал, что мне не сносить головы, если что-то сегодня пойдёт не так, но страха не испытывал, профессионалы не должны бояться за сделанную или предстоящую работу, вот разве что какие случайности.… Но кто застрахован от них. Мои мысли прервала медсестра, она заглянула в ординаторскую и одними губами прошептала: «Привезли, вас ждут». Я поправил халат и пошёл в приёмное отделение.

В коридоре толпились десяток человек в форме Госбезопасности и штатских. При моём появлении они расступились, пропуская меня в палату. На кровати лежал уже переодетый в больничное бельё крупный человек с округлым лицом, пухлыми, как будто детскими губами и безвольным подбородком с ямочкой посередине. Маленькие чёрные глаза были открыты и цепко смотрели на меня…или внутрь меня, так показалось. Кисть правой руки сжимала в кулаке одеяло так сильно, что костяшки толстых коротких пальцев выделялись белизной даже на фоне очень бледной кожи.