Вендела Вида - Одежда ныряльщика лежит пуста

Съемочная группа настраивает освещение, а ты думаешь обо всем об этом – о пастельных цветах, о плече, намокшем от слез сестры, о подушке для беременных, о чувстве жжения. Ты сидишь на полу мечети, покачиваясь на пятках, положив ладони на локти скрещенных рук. Ты слышишь всхлипывание и только через минуту понимаешь, что оно принадлежит тебе. И открываешь глаза.

Ты замечаешь, что на площадке вокруг тебя что-то происходит. Или, правильнее сказать, ты замечаешь, что вокруг не происходит ничего, и твои уши улавливают непривычную тишину. Смотришь направо и видишь, что режиссер ослабил тиски на голове и пристально смотрит на тебя. Впервые после того, как вас познакомили, он смотрит на тебя, как на живого человека, а не как на дублершу.

– Простите, – мямлишь ты. Ты знаешь, что отвлеклась, знаешь, что сделала что-то не то. На площадке еще никогда не было такой тишины. Вытираешь лицо. Перекладываешь ладони на колени.

Теперь режиссер с серьезным видом беседует со знаменитой американской актрисой. Они оба пристально смотрят на тебя. Ты уверена, что тебя уволят.

Ты не знаешь, какую работу тебе искать, как ты доберешься домой. Ты понимаешь, что тебе нравится эта работа. Ты отворачиваешься в сторону. Слезы из глаз не текут, но они на подходе. Ты старательно молишься – «пожалуйста, пусть я не потеряю эту работу» – и вокруг снова наступает тишина.

Режиссер пристально смотрит на тебя.

Он подходит к тебе.

– Можно вас на пару слов?

Ты начинаешь вставать. Тебя колотит от дрожи. Мечеть затаила дыхание, трепеща перед наказанием, которое режиссер вот-вот на тебя обрушит.

– Нет, пожалуйста, не вставайте. – Ты садишься на молитвенный коврик, и он опускается рядом с тобой.

– Это было невероятно. Потрясающе.

Ты бормочешь «спасибо», боясь, что он шутит.

Режиссер говорит, что сказал знаменитой американской актрисе, что та может взять у тебя несколько уроков того, как надо плакать. Ты спрашиваешь, действительно ли он ей это сказал.

– Конечно.

«О, нет», – думаешь ты.

Режиссер просит тебя повторить сцену, сохранив мизансцену согласно инструкции, но выражая эмоции так, как ты только что это делала.

Ты повторяешь сцену еще семь раз, пока настраивают свет и камеры. С каждым дублем ты вспоминаешь новые детали. Жалобу сестры, ее замечание про «топорный аборт», скатанные в шарик смотровые перчатки врача, оплодотворение под ярким светом хирургических ламп, чересчур громкую классическую музыку, игравшую в машине мужа твоей сестры, когда они с ней везли тебя в больницу, слепящие фары встречных машин, матрас на полу, ощущение, что ребенок выползает сквозь твой позвоночник, белую ночную рубашку, которую ты выбрала надеть на роды и которая оказалась в раковине ванной комнаты, когда тебя отвели под душ, неловкий массаж сестры, отошедшие воды, жжение, жжение, жжение, внезапное дикое желание родить близнецов, перерезание пуповины, лимонад, который доула принесла тебе после родов.

Когда с настройкой освещения – в мечети это особенно сложно – и камер покончено, наступает черед знаменитой американской актрисы перевоплощаться в Марию. Уходя с площадки, ты вытираешь глаза, и костюмерша тебя обнимает. Ты обнимаешь ее в ответ. Вдыхаешь запах ее волос – аромат спелых груш с сигаретным дымом.

Знаменитая американская актриса проходит на площадку мимо тебя. До конца дня вы не разговариваете. Ты пытаешься не смотреть, как режиссер все больше теряет терпение от того, как она играет сцену. Тебе приходит в голову, что до сих пор все, что актриса делала после тебя, она делала лучше. Но теперь режиссер просит ее подражать тебе. На это так больно смотреть, что ты отводишь взгляд и не отрываешь его от собственных коленей на протяжении последующих дублей, наблюдать за которыми для всех вокруг становится все более тягостным.

Наконец, в шесть вечера к тебе подходит практичная секретарша.

– Думаю, вам пора вернуться в отель и привести себя в порядок. Конечно, если вы собираетесь быть вовремя, на что я рассчитываю. – Ты совсем забыла про свидание.

Секретарша сует тебе конверт.

– Здесь аванс за эту неделю. Мы хотим быть уверены, что у вас будут деньги на случай, если они вам сегодня зачем-нибудь понадобятся. Леопольди – джентльмен, но нам не нужна… ситуация.

Ты не спрашиваешь, какую ситуацию она имеет в виду. Тебе не хочется этого знать. Ты осторожно берешь конверт в руки. Он тяжелее, чем ты ожидала, и ты стараешься, чтобы твое лицо не выдало удивления или даже удовольствия по этому поводу.