Симона Бовуар - Воспоминания благовоспитанной девицы

Я завела лишь одну новую дружбу — с Лизой Кермадек, пансионеркой института Сент-Мари; она готовилась к экзаменам на степень лиценциата по философии. Это была хрупкая маленькая бретонка, с живым, чуть мальчишеским лицом и совсем коротко стриженными волосами. Она ненавидела наш факультет и мистицизм мадемуазель Ламбер. Она верила в Бога, но считала пустословами и снобами тех, кто заявлял, что любит его: «Как можно любить кого-то, кого не знаешь?» Она нравилась мне, но ее скептицизм с примесью горечи не делал мою жизнь веселее. Я продолжила писать роман. Для Барюзи я начала огромный трактат «о личности», в котором обобщала все свои знания и незнания. Раз в неделю я ходила на концерты — одна или с Зазой; «Весна священная» {223} 223 Весна священная» — балет на музыку И.Стравинского с хореографией В. Нижинского, поставленный в 1913 г. в Париже труппой Дягилева. дважды привела меня в восторг. Но в общем-то меня почти ничто не увлекало. Я огорчалась, читая второй том переписки Ривьера и Фурнье: их молодой задор угас в мелочных заботах, вражде и язвительности. Я спрашивала себя, не ожидает ли и меня такая же деградация.

Я вернулась к Жаку. Он по-прежнему мерил большими шагами галерею, жестикулировал и улыбался — прошлое ожило. Я стала бывать у него часто. Он говорил, говорил без умолку; полумрак наполнялся дымом, в сизых кольцах плавали его переменчивые слова: где-то, в неведомых краях живут люди, не похожие на остальных; с ними происходят разные события — забавные, порой трагические, иногда прекрасные. И что же? Дверь за мной закрывалась — и слова стихали. Но неделю спустя я вновь ловила в искристых глазах Жака огонь Приключений. Приключения, бегство, долгие и далекие путешествия — быть может, в этом и есть спасение! Именно туда звал Марк Шадурн в «Васко» {224} 224 «Васко» (1928) — роман французского писателя Марка Шадурна (1895), передающий опыт врача и путешественника. , книге, которая имела в ту зиму немалый успех и которую я прочла почти с таким же увлечением, как и «Большого Мольна». Жак не бороздил океанов; но множество молодых романистов — Супо {225} 225 Супо Филипп (1897–1990) — французский писатель, поэт, журналист. В юности участвовал в движениях «Дада» и сюрреализма, в 1920 г. вместе с А.Бретоном написал поэтический сборник «Магнитные поля». в том числе — утверждали, что можно совершать удивительные путешествия не уезжая из Парижа; они воспевали волнующую романтику баров, по которым Жак таскался ночи напролет. Я вновь стала любить его. Я зашла уже так далеко в своем безразличии к нему и даже в презрении, что этот возврат чувства теперь меня удивляет. Тем не менее, я думаю, что могу его объяснить. Во-первых, я не могла порвать с прошлым; я любила Жака в значительной степени потому, что уже любила его прежде. И потом, я устала от собственной черствости и отчаяния — ко мне вернулась потребность в нежности и защищенности. Жак был теперь со мной исключительно мил; он тратил на меня деньги, развлекал меня. Не из-за этого, конечно, я к нему вернулась. Гораздо существеннее было то, что он по-прежнему не ладил с собой; он не знал, что делать, куда себя деть; рядом с ним я меньше ощущала собственную странность, чем рядом с другими, которые принимали жизнь такой, какая она есть. Мне казалось, что нет ничего важнее, чем отвергать ее; я пришла к выводу, что мы с ним — одного поля ягоды, и снова мысленно связывала с ним свою судьбу. Правда, меня это мало утешало; я знала, насколько мы разные, и уже не надеялась, что любовь избавит меня от одиночества. У меня было ощущение, что я скорее покоряюсь неизбежности, чем по свободному выбору стремлюсь к счастью. Свое двадцатилетие я встретила грустными словами: «Я не поеду в Океанию. Не повторю то, что сделал святой Жан де ла Круа. Что толку печалиться, все предопределено. Сойди я раньше с ума, это было бы выходом. А что если попробовать жить? Но я воспитывалась в школе Дезир».

Мне бы тоже очень хотелось вкусить жизни «рискованной и бесполезной», прелесть которой расписывали Жак и молодые авторы. Но как внести непредвиденное в мое повседневное существование? Нам с сестрой лишь изредка удавалось ускользнуть от бдительного ока матери: сестра часто рисовала по вечерам в студии на Гранд-Шомьер {226} 226 В студии на Гранд-Шомьер — художественные мастерские в 6-м округе Парижа, где за плату все желающие могли писать и рисовать с натуры. — мы пользовались этим, и я, со своей стороны, тоже старалась обеспечить себе алиби. На деньги, которые я зарабатывала в Нёйи, мы ходили в «Студию на Елисейских полях» посмотреть авангардистскую пьесу или в «Казино де Пари», стоя в проходе, слушали Мориса Шевалье. Мы бродили по улицам, рассуждая о нашей жизни и о Жизни вообще; мы чувствовали прикосновение невидимого, но всегда идущего рядом приключения. Эти шалости нас веселили, хотя часто позволять себе это мы не могли. Будничное однообразие по-прежнему угнетало меня: «Ох уж эти мрачные пробуждения, жизнь без желаний и любви, когда все иссякло — уже, так быстро. Какая тоска! Так не может продолжаться! Чего я хочу? Что могу? Ровным счетом ничего. Моя книга? Тщеславие. Философия? Я сыта ею. Любовь? Слишком устала. Но мне всего-то двадцать, я жить хочу!»