Виктор Рябинин - Потрошители морей

— Дик, мы сорвали большой куш в Порто-Белло. Ты теперь сможешь почти год спокойно отдыхать на Тортуге и с одной рукой. А девицы мадам Витоль, ты уж поверь мне, разработают твою другую руку до прежней выносливости. Уж они-то найдут способ привести её в движение! — и он даже хохотнул не к месту.

Расстались мы несколько недовольные друг другом. Честер от моего уныния, я же от излишней жизнерадостности друга.

— Дик, — утешала меня и Менди, но с несколько другим подходом к безрукой инвалидности, — Дик, — пела она ласково, — доктор советовал разминать руку с чужой помощью. Я приложу все силы, чтобы твоя лапка пришла в самостоятельное движение, — и она тут же принялась мять и тискать мою клешню, словно гончар кусок глины.

Довольно долго мне было всё равно, но когда однажды я почувствовал боль в левом плече и увидел дрожь пальцев, словно с глубокого похмелья, то уверовал в медицину и в надёжность чувства Менди ко мне. Да и сам я уже не мыслил дня без девушки и вовсе не из благодарности. Я просто был влюблён, как последний осёл в морковку. И ведь тогда ещё понимал, что эта самая сволочная любовь собьёт меня с истинного пути свободного человека даже у портового кабака!

Вскоре мы прибыли на Кубу и сошли на берег, чтобы честно поделить добычу. Рука моя уже двигалась, хотя не в полную силу, но всё же принесла дополнительный доход, как ранение в бою. А Свена, эту северную сволочь, всё же решили не вздёргивать на рее, чтобы он своим видом не портил победный вид фрегата. Морган, верный пиратским законам, высадил его на крохотном островке посреди Карибского моря, снабдив, как и положено, бутылкой воды и заряженным пистолетом. И больше его никто и никогда не видел. Да, Кодекс Берегового Братства хоть и строг, зато справедлив!

Уладив все дела на Кубе, капитан Морган велел кораблям ложиться на курс Тортуги и Ямайки. Наш же фрегат повёл к югу на Барбадос, чтобы, с одной стороны, порадовать, если ещё жив, старика Флауера возвращением блудной дочери, а с другой, просто навестить старого наставника, как своей юности, так, отчасти, и моей зрелости.

Возвращение подросшей дочурки было встречено слезами древнего плантатора и песнопениями его обслуги. Старина Флауер прямо таки рыдал, прижимая дщерь ко груди. Менди, в свою очередь, тоже не отставала, обильно орошая слезами жилетку отца, а вся чёрная прислуга громогласно возносила хвалу своему богу за счастливое воссоединение кровных родственников в молитвенных гимнах в стиле спиричуэл.

— Батюшка, простите меня за жестокосердие глупой молодости, — сквозь всхлипывания вымаливала прощение Менди у отца.

— Доченька, я давно не держу на тебя обиды. Главное, что ты вернулась в отчий дом целой и невредимой, да ещё и без испанского потомства на руках, — гладил присмиревшую дочку по белым локонам отец и расточал старческое умиротворение по всей округе.

Наша встреча с мистером Флауером проходила не менее трогательно, но без слёз. А особенно старик рад был видеть Моргана, хотя не забывал и обо мне. Да и как иначе, если он не ошибся в нас, а мы не могли забыть своего благодетеля. Поэтому наши разговоры затягивались далеко за полночь возле бутылки рома за чашечкой кофе и хорошей гаванской сигарой. Нам было о чём вспомнить и что порассказать друг другу. Особенно старика интересовали наши боевые действия в карибском море и цены на сахар в континентальной Америке.

На наших ночных бдениях иногда присутствовала Менди. А когда она рассказала о моём ранении при защите её достоинства и чести, хозяин тут же позвал свою старую и верную служанку:

— Кэтери, — сказал он, явившейся на зов краснокожей ведьме, — употреби все свои знания врачевания и магии, но верни руку этому джентльмену, — он указал на меня, — в первозданное состояние.

Древняя врачевательница принялась осматривать мою клешню, а я вспомнил, как она же пользовала мою спину и бока после килевания под днищем шхуны «Бетти». Мне показалось, что женщина не изменилась в возрасте, а её умелые руки так же ловко и бережно касались моего тела, как и в те далёкие времена.

— Мистер Блуд, — узнала и она меня, — Дик, руку мы твою излечим, но не полностью. Время упущено, поэтому ты её будешь беречь и не перегружать.

Это был не смертельный, но полный горечи приговор, ибо старая Кэтери теперь отводила мне роль вечного судового клерка, в крайнем случае вперёдсмотрящего, но никак не бойца и воина. Однако, до конца я ей не поверил, так как и у прорицателей бывают промахи, как, например, у испанских собак в пыточных камерах Вилья-Рики. Поэтому упрямо ответил: