Виктор Рябинин - Потрошители морей

— Поживём — увидим, — и добавил непонятно для всех:- Цыплят по осени считают, если они до той поры доживают.

Как бы не было печально, но вскоре наши беседы в поместье добрейшего Джеймса Флауера закончились, так как капитан Морган засобирался к своей эскадре и новым великим свершениям, оставляя меня на Барбадосе до полного выздоровления.

Мы стояли на берегу, прощаясь вполне по-братски, то есть безо всякой показной субординации. Поистине, Барбадос сблизил нас, как людей одной горячей крови.

— Дорогой мистер Морган, — говорил я растроганно, — сейчас я не боец, но лишь только подлечу свою лапу, я найду вас, чтобы вновь стать вольным корсаром и вашим боевым товарищем.

— Дик, — положил мне руку на плечо капитан, — уверен, что именно так ты и собираешься поступить. Но из этого ничего не выйдет.

— Но почему? Я упорно готов пойти по вашим стопам.

— Это верно, Дик Блуд! Но пока ты полностью войдешь в прежнюю силу, тебя успеет спеленать по рукам и ногам Менди. Никакая волна даже девятого вала не в силах будет разлучить вас, мне со стороны виднее, — как о решённом деле тихо произнёс Морган.

— Нет, капитан, — резко возразил я, казалось бы, совсем разумно, — Я никогда не променяю солёный вольный ветер на сладкий штиль в розовом саду.

— Ты тут ни при чём, мой верный солдат. Время и любимая женщина привьют тебе любовь к очагу, пледу и креслу-качалке. Ты не виноват в этом, Дик.

— А почему же вы не спешите на берег, даже имея славу и деньги? — от огорчения я сбился с мысли и спросил первое, что пришло на ум.

— Очень просто. Я рождён хоть на большом, но острове. Поэтому море — моя стихия, без которой мне не жить и в которой буду похоронен. Ты же исконно сухопутный человек, и тебе морская стихия даже вредна при длительном пребывании в ней. Так что будь счастлив со своею Менди на сухом берегу, а мне предоставь море. Прощай, Дик, но всё же будем надеяться на встречу в будущем.

— Прощайте, капитан Морган, я вас никогда не забуду. И да хранит вас бог! — это были последние слова, сказанные мною великому человеку.

Более я Генри Моргана не встречал, хотя о его подвигах и дальнейшей жизни был наслышан. И что бы потом ни говорили о непобедимом корсаре, а впоследствии вице-губернаторе Ямайки, я всегда был благодарен Судьбе и Провидению за то, что был лично знаком с капитаном Морганом и под его началом участвовал в некоторых военных операциях на суше и на море. Виват, Генри Морган!

А больше мне не о чём рассказывать. Разве что о высоте травы на газоне вокруг жилища или охоте на лис в ухоженных лесопарковых зонах. Что может интересного поведать человек, глядя на мир из золотой клетки? Да, мы много счастливого времени проводили вместе, я и моя Менди! Так как владения папаши Флауера вплотную подступали к морскому побережью, то мы вдвоём подолгу гуляли в полосе прибоя, крепко держась за руки, и осыпая друг друга нежными поцелуями. В одну из таких прогулок мы обнаружили удобную, но сокрытую от постороннего глаза бухту, названную нами Биа-Дорада за золотистый блеск жёлтого песка на берегу в лучах заходящего солнца. В глубине уютной бухты нами же было открыта укромная пещерка, получившая название Куэва-де-Диамантес за алмазный блеск минералов в её стенах под лучом восходящего светила. Мы так привязались к этому маршруту, что проводили долгие счастливые часы в этих местах, наслаждаясь радужным блеском даров природы.

А в дальнейшем, всё вышло так, как и предсказал Генри Морган. Рука моя через полгода чувствовала себя вполне сносно, хотя и работала в пол силы. Менди стала для меня дороже золота и свободы, и мы вскоре обвенчались, не придавая значения вероисповеданию, так как были одного поля ягоды. Старик Флауер выправил все бумаги на наше наследство в Англии. А я более не помышлял о выходе в море, которое и так было под рукой у побережья Барбадоса, ибо готовился стать отцом малютки, бережно вынашиваемым женой Менди. Однако, рожать, по настоянию папаши Джеймса, мы поехали в Англию, где вступили в наследные права всей недвижимости, оставленной ещё Сэмюелем Флауером, приумноженной братом Кристофером и поддерживаемой в надлежащем порядке управляющим Дюком Робинсом. Да и я, считай все, сбережённые от Тортуги деньги вложил в наш общий с Менди капитал. Так что вскоре родившийся Дик Блуд-младший, уже был обеспечен на всю жизнь.

…Что такое любовь, дано понять лишь под уклон земного пути. Это когда ты так прикипаешь к человеку, что бывает до одури страшно подумать, что он уйдёт раньше тебя той дорогой, с которой нет возврата…»