Сергей Самсонов - Держаться за землю

— Вы в Кумачове были? — спросил его Криницкий.

— Неоднократно. Ну?!

— Тогда, видимо, знаете, что жилые массивы расположены так, — припечатал столешницу крупной и тяжелой, как слиток, ладонью, — а «Мария-Глубокая» и промзона — вот так. — И рубанул пустоту под углом к приварившейся лапе. — Мы по шахте работать не будем.

— Ми по плiсенi будемо, а по державному майну — ни-ни, — одобрительно крякнул обмякший, успокоившийся бородатый, наконец-то ужившись, совпав по настрою с полковником, и они, только что протиравшие взглядами дыры друг в друге, слились для Мизгирева в одного чумазого, замасленного машиниста: «Не лез бы ты, малый, сюда».

— А люди?! — крикнул Мизгирев. — Электросеть, железка, станция, дороги?!. Просто люди?! Что я вообще тогда тут делаю?! Я на хрена тут езжу распинаюсь, что мы несем порядок, мир, стабильность?! Что Киев их не бросит, защитит?! Я на хрена им говорю: идите к вашим ополченцам и говорите им: сдавайтесь, — сдадут оружие, и Украина их помилует? Я для чего им это говорю? Вот этим всем людям, которые ни за кого, ни за вас, ни за них, за свою только хату, которая с краю? За свою только жизнь! Селянам, шахтерам тупым — всю жизнь ковырялись в земле и дальше в ней готовы ковыряться! Им ничего сейчас не надо, ни ваших танков, ни республики, только чтобы дома были целы, и они будут дальше пахать, про Россию и думать забудут! А таких большинство! А вы по ним огонь?! Они для вас плесень, бациллы, жуки-колорады — вы это им хотите показать?! Вы так хотите все решить? Да большинство из них виновно только в том, что на этой земле родились! Они что, все с оружием там по домам, по квартирам засели? Там засела лишь горстка — вот вы и тех давайте… блокируйте, обносите флажками, как диких волков, из домов выковыривайте. Остальных вы вообще-то должны защищать. Полосатые ленточки — знаете? Поперек полосатые! Наискось, блин! Какими во всем мире место преступления огораживают. А вы вот, бабушка с ребенком, пожалуйста, отсюда отойдите. Ну а как? Вы спецы или кто?!

— Вы, кажется, слышали: они не выковыриваются, — отчеканил Криницкий.

— Но это же бред, бред! — вцепился уже будто для порядка Мизгирев. — Я, представитель украинского правительства, сегодня гарантии буду давать, что их никто не тронет, а завтра вы начнете — это как?! Да мы их всех тогда озлобим… как против немцев в сорок первом вообще!.. Нет, стойте, подождите: а кто приказал? Ведь это вы! — клюнул пальцем полковника. — Это вы генерала просили! Вы, вы ему сказали, что иначе не решить! Вы чё делаете, а?! Вы кем тут себя возомнили?!

— Ну вот и успокойтесь. Не будет приказа — ничего и не будет. Вы на хрена сюда приехали вообще?

— Договариваться! — заорал Мизгирев. — Людей успокоить! С шахтерами договориться. Ну и с этими… сепаратистами. С их полевыми командирами. Что по шахте ни мы, ни они не стреляем. И что лучше вообще не стрелять.

— Гнилое время для торговли, — отрезал Криницкий. — Я бы вам не советовал.

— Мне вообще-то сказали: с той стороной уже обговорили. Они готовы нас принять.

— Со стаей бешеных собак обговорили, которая из них быстрее вас укусит.

— Но у меня распоряжение министра. — Мизгирев упирался, а сам уж надеялся, что в Кумачов его и вправду не отпустят. — Я, знаете ли, тоже подприказный человек.

— Да зроби ти йому супроводження, — бросил вдруг бородатый. — Ось з ним яких хлопцiв зарядили сюди. Спецмашина-то е? Ну i все. Була ж домовленiсть, що приймуть його як Кофи Аннана. Треба з шахтою що-небудь вирiшити. Это тема такая — так и так с колорадами треба стрелу забивать. В чем он прав, это — бабки. Шесть нуликов. Тут такие, блин, шайбы за эту железку цепляются, щоб вугiлля ганяти. Так що нехай вiн побазарит.

На каком языке они говорят? Какой еще уголь, если будут обстрелы и сплошные колонны? И какие обстрелы, если должен быть уголь?.. Мизгирев ощутил перемалывающий скрежет и лязг заведенной машины: все пойдет, как и шло, все сцепились в один механизм, разгоняют и тащат, никого по отдельности нет, и его, Мизгирева, тем более. Он не чувствовал страха. Он видел, слышал, осязал, но сам отсутствовал. И не собственной волей поднялся, словно кто-то шепнул ему в ухо «пора», и пошел за полковником, пробежал коридором и настиг во дворе, опознав со спины средь похожих фигур по какой-то особенной тяжести, ощущению внутренней ноши.

— Полковник! Минуту! Как вас зовут, простите.

— Криницкий Максим Леонидович, — обратил тот к Мизгиреву лицо — этот маленький частный участок изобилующей валунами земли, магнитной аномалии, которая толкает человеческое множество туда, куда бы по отдельности никто не побежал.