Юрий Тешкин - Полковник

— Черт возьми, чего мямлишь, звать-то как?!

— Звать? — Человечек весь задрожал от страха и тихо молвил: — Вася.

— Вася? — с удивлением переспросил Иван Федорович, повнимательнее разглядывая человечка, уже коря себя за грубость — разве ж виноват человечек этот. И Иван Федорович постарался по возможности доброжелательно продолжать: — Василий, значит, ну что ж — очень хорошее имя, а меня…

— Я знаю, — поспешно произнес тот, — Иван Федорович Круглов…

Иван Федорович вздохнул. Потом усмехнулся и слегка развел, плечами пожимая, руки в стороны, словно говоря, мол, сам удивляюсь, но это действительно так, тот самый то есть… Помолчали, каждый сидя на своей койке. Иван Федорович посмотрел на лицо человека напротив. Лицо показалось ему спокойной поверхностью воды — брось камушек, вмиг исчезнет бесследно, лишь круги пойдут. Иван Федорович спросил:

— А-а… скажите, Вася, о чем вы в детстве мечтали?

— В детстве? — быстро переспросил тот, успев мгновенно глянуть на Ивана Федоровича. — В детстве я хотел стать ученым.

— Ученым? Именно ученым? Почему не штурманом дальнего каботажного плавания, не артистом — ведь столько прекрасных профессий вокруг, почему именно ученым, Вася?

— Ну как же, Иван Федорович! Наука же сейчас — главная производительная сила, перед ней ведь открываются необозримые горизонты. И… вообще… у меня ведь, Иван Федорович, и мать и отчим совсем простые люди, жили мы всю жизнь в коммуналке… эти вечные дрязги, эти вечные сплетни, пеленки-распашонки, хотелось, знаете ли, как-то поближе к культуре приблизиться, вот… Мать мне всегда говорила: «Учись, сынок!» Мать у меня, Иван Федорович, была очень хорошая… да и отец тоже. Я, правда, его не знал, я родился — он уже умер… от белой горячки, а ведь столяр был первого разряда. Ну а когда умирал, меня не дождавшись, горевал, конечно, и завещал, если опять девка будет — всё пропить на помин души. А если наконец сын будет — до меня-то все девки были, — так вот, если сын будет, не пропивать его столярку, а продать и мне на сберкнижку до совершеннолетия… Вот так у меня к совершеннолетию и квартирка кооперативная получилась. Мать исполнила волю отца, мать у меня, Иван Федорович, очень хорошая, хотя и не очень культурная, конечно. Однокомнатная, конечно, квартирка, зато своя. Так-то квартирка неплохая, потолок вот несколько подкачал, ну да я им займусь, когда выйду отсюда. Уже было взялся, да вот… — Сосед вздохнул и осмотрелся.

— Ничего, — прищурившись, сказал Иван Федорович, — скоро освободитесь… уж потерпите немножко…

— Да вы что, Иван Федорович! — испуганно сосед воскликнул. — Я ж совсем не поэтому, наоборот… приму за честь… извиняюсь крупно, да я, если надо…

— Ах, Вася-Вася, да ничего не надо… В шахматы играешь?

— К сожалению, Иван Федорович, нет.

— Жаль… Что делать-то будем?

— А я не знаю, Иван Федорович.

— Ну хорошо, Вася. Тогда… тогда скажи мне, по крайней мере, чем же ты все-таки в этой жизни занимаешься?

— Видите ли, Иван Федорович, наш институт в целом занимается влиянием культуры на науку, ну а наш отдел, в частности…

— Влиянием науки на культуру?

— Ну разумеется ж, Иван Федорович. Ведь мировая наука, сама порожденная нашей культурой, теперь, в свою очередь, повсеместно оказывает мощное влияние на культуру.

— Оказывает?

— Давит! Просто давит, Иван Федорович, на все сферы нашей культуры. Наука выросла сейчас в такую силу, что всецело формирует сознание как ученых, что само собой разумеется, так и сознание людей, казалось бы, от нее совсем далеких.

— Любопытно… весьма…

— Еще бы! Представляете, до чего дошло: что любое уже высказывание, практически в любой области нашего бытия, чтобы быть авторитетным, принимает теперь хотя бы внешне научную форму или, по крайней мере, хотя бы апеллирует к науке. Нет, коль человечество избрало техногенный путь для своей цивилизации, наука по праву стала источником мощных мутаций в нашей культуре, и со временем это будет только усиливаться. Лично я так думаю.

— А с моралью что будет? Ну, культуру она давит, как ты говоришь, а вот с моралью как дела обстоят, Вася?

— С моралью? С моралью я не знаю, Иван Федорович. Специально моралью наш НИИ не занимается. Правда, есть что-то такое на общественных началах, но врать про мораль не буду… чего не знаю, так уж…

— Н-да… Ну что ж, — Иван Федорович вздохнул, — расскажи тогда что-нибудь… Вася…

— А что, Иван Федорович?

— Ну, я не знаю… о себе, может быть, как живешь, друзья, жена там?