Застегнувшись, он отряхивает невидимые соринки, пылинки, мундир тяжел от наград. Но это именно та тяжесть, под которой дышится легко, а мысли одновременно такие простые и мудрые. Да-да, получается, что всем крупным личностям нашей истории в отношении своего народа как-то неожиданно везло — Иван Грозный, Петр Великий, Ленин, Сталин… В целом народ никогда не осуждал их. И не случайно. Каждый из них вел борьбу не на жизнь, а на смерть не с собственным народом, ибо метафорически это выглядело бы как борьба головы с собственным телом. И поэтому, как ни верти, каждый вел борьбу все же с сословностью, с ней лишь одною — боярской, помещичье-дворянской, военной, интеллигентской. Ну а поскольку эта борьба с сословностью всегда и отвечала народным инстинктам, в душе народа она и не могла не одобряться. Тем еще более укрепляла положение данных царей-вождей.
А вообще-то (перед зеркалом в странной позе, с указательным пальцем у виска, замер полковник), а вообще-то, понимали или нет они свою роль, роль вождей? Как какой-то мифической, однако ж и реально существующей головы огромного, многомиллионного тела! Слышали или нет эти миллионы пульсиков, собирали или нет в себя эти миллионы разрозненных мыслей в одну главную? Несомненно! Иначе ж никогда тебе не быть русским вождем. «Братья и сестры! — откашлявшись, произносит он торжественно… Да-да, именно так и должен был он в смутную свою минуту обратиться к своему народу. — Пусть осенит вас крестное знамя ваших великих предков — Александра Невского, Дмитрия Донского…» Он осторожно поправляет орден Александра Невского, зазубренными его краями словно бы проверяя чувствительность все более немеющих пальцев, он шепчет что-то неразборчивое, ему становится горько и обидно… комок застрял в горле, он пытается еще раз повторить: «Братья и сестры!» Но лишь сипит, горлом хлюпает, ему до слез обидно… Но, собственно, разве ж народ убрал из Музея Революции все, что напоминало бы нам сейчас о Сталине? В последний раз там побывав, полковник с горечью констатировал: висит там куртка Свердлова, висит фуражка Дзержинского, висит тельняшка матроса — участника революции. А вот человеку, который более полувека принимал активное участие в российском революционном движении, места — увы! — не нашлось. А ведь Сталин не только участник всех трех русских революций, он после Ленина почти тридцать лет стоял во главе партии и народа! И это в исключительно ответственные периоды русской истории. И такому человеку, горько качает полковник головою, не нашлось места в Музее Революции! Не нашлось места для его трубки, рублевой пачки «Герцеговины Флор»! Сунув рассерженно руку в карман, полковник обнаружил почти нетронутую пачку «Беломора» и не раздумывая закурил.
Да, возможно, как человек Сталин наделал много непростительных ошибок… процентов на тридцать, как и у Мао Цзэдуна, жизнь его состоит из ошибок. По-видимому, как и у каждого смертного. Но осложняя, а то и создавая экстремальные ситуации, именно в этих ситуациях действовал как истинный вождь, с беспощадной решительностью всегда достигая того, чего хотел, — будь то коллективизация, индустриализация, будь то победа над Гитлером.
А что сейчас? Сейчас катастрофически теряем свое национальное достоинство. Видно, кому-то сильно это надо. Да, к сожалению, готовы молиться на все, что идет из-за границы, начиная от товарного устройства жизни до конкурсов красоты. Готовы исповедоваться во всех мыслимых и немыслимых прегрешениях, во всем-де виноваты одни мы! Современные радетели-правдоискатели готовы маятник народного самосознания затолкать на самые задворки истории — знай свой шесток! Но этот маятник тяжел! Ой как тяжел (полковник-то знает наверняка), и если этот маятник в другую сторону качнется!.. Полковнику заранее жаль этих радетелей-правдолюбцев.
Им, радетелям за историческую справедливость, очень бы хотелось выставить Сталина кем-то вроде Пиночета или папаши Дювалье, потерзавших вволю свои народы. Понятно, так им, радетелям, удобнее вершить свои мелкие делишки. Но только Сталин-то был совсем другим. По крайней мере, если не в сознании радетелей, то в сознании народа. Иначе бы не бросались с его именем под танки, не шли бы с его именем гордо на казнь. Когда выскакивающий из окопа с пистолетом полковник орал: «За Родину-у-у!», «За Сталина!» — тут же подхватывали за спиною окопы, горячо дышало в спину, упоительно несло вперед среди своих. И все это сливалось в то единое, что лишь и могло победить в той страшной войне не на жизнь, а на смерть. И это факт, от которого никуда не деться.
Читать дальше