Юрий Тешкин - Полковник

Н-да… что же там дальше-то было… да, я видел, что она им нравится, я же говорил, что она симпатичная. Особенно я увидел, что она Круглову нравится. Дружок там у меня появился такой, Круглов. Ну так вот, я когда их вдвоем оставлял, а сам в магазин за бутылкой бежал, боялся все, как бы между ними чего не произошло. Все время бегом бегал, чтобы побыстрее вернуться. А возвращаюсь назад, обязательно в окно загляну (у нас первый этаж был), как у них там: все ли в порядке. Потому что Круглов тот был не женат и бабник большой. Ну что ж потом было? Да, попивать стал, все больше с этим Кругловым. Но и с другими тоже. Добирался домой в час, а то и в два ночи. Но все это пока не отражалось на нашей жизни. Утром все вычищено, выглажено было у меня. Завтрак готов. Хоть и тяжело — иду на работу. Как-нибудь до обеда перебьешься, а в обед можно пива кружки две-три выпить и до вечера дотянуть. А вечером, когда деньги есть, в ресторане мы с Кругловым сидим, а если нет денег, то так — возьмем с Кругловым пару бутылок, едем к нему в общежитие. Летом одно время повадились, посидев пару часиков в кафе и выпив при этом, разумеется, изрядно, уходить не расплатившись. Каким-то образом сходило, не попались ни разу. А тут и Вале срок подошел в декрет идти, поехала рожать к себе в село, вернее, самолетом полетела. А телеграммы о том, что долетела благополучно, дня два-три почему-то не было. Мы с Кругловым ее отлет отметили, и тут меня в пьяном настроении, естественно, охватила мысль, что не долетела она, разбилась, — оттого и телеграммы нет. И она, думаю, разбилась, и не родившийся еще ребенок. Ребенка-то почему-то не было жаль, а вот Валю — до слез. Вот так и сидел я и жаловался на судьбу Круглову, а Круглов как мог успокаивал. Может, говорил он, еще и не совсем разбилась, может, как-нибудь все же долетели и телеграмма вскорости все объяснит, а? А я ему на это говорил, что, мол, нет — чего уж там, если б долетела, давно уж телеграмма была бы, третий день уже. И запили мы, так мне Валю жаль было, да и Круглову жаль ее тоже было, я сам слезы у него на глазах видел. И так, помнится, нам хорошо было горевать, что потом, когда пришла телеграмма о том, что Валя долетела благополучно, я вроде не очень и обрадовался, то есть остановиться было уже трудно. Так как-то закручинился, запил и уж не понимал, кого мне больше и жаль: себя ли, Валю ли…

В общем, с размахом стали пить после ее отъезда, да и скучно мне было без нее, я уж попривык к ней. И если теперь выпадал какой-то вечерок без выпивки, сразу так пусто, одиноко становилось: ни к чему душа не лежит. Слоняешься из угла в угол, ну а выпьешь, вроде и разойдешься, и опять все прекрасно. Тут меня обратно перевели в рабочие. Списал я, значит, материалов больше, чем надо, вот и перевели. Почти каждый месяц это делал, и ничего. На что-то пить каждый день надо. То ресторан, то кафе, то домой ко мне едем — почти каждый божий день… что-нибудь да сорганизуем. Как говорится, бьешься-бьешься, а к вечеру напьешься! Ну а тут влип. Бросили на низовку. Каменщиком я могу, теперь плитку научился класть. И начали мы потихоньку с Кругловым ходить халтурить, он по сантехнике немного волок. Хотя у него профессия была горного техника, пока не спился. И получалось, у нас каждый день калым — то десятка, а то и двадцатка. Я, например, так научился класть плитку на казеиновом клее — пальчики оближешь. Наперебой приглашали. Да вообще-то и правда — чисто у меня получалось. Если уж честно, мне своими руками что-то делать нравилось больше, чем распоряжения другим отдавать. Я, наверное, нечестолюбивый человек. Я люблю перед работой сесть посидеть, сигарету выкурить, прикинуть все: что и как, насчет предстоящей работы. Какая такая будет стенка, откуда плитку я буду класть, бордюрчик как пройдет, чтобы все, значит, красиво получилось. Чтобы мне самому нравилось — это для меня главное. Что там потом заплатят, угостят, покормят — это само собой, а главное, чтоб самому работа нравилась. Как приятно потом после хорошей работы помыть руки, вытереть чистым полотенцем, которое сама хозяйка тебе подаст, и не спеша пройти к столу. А там, скажем, борщец со сметаной дымится, я без первого, например, не могу. Ну и к борщу стоит все, что полагается. Хорошо это — с полстаканчика плеснуть в себя с устатку и хлебать борщ со свежим хлебом и чуять, как разливается тепло и сытость по всему телу — хорошо поработал! Жаль, что обычно на этом не кончается. Идешь, а в кармане у тебя десятка, а то и двадцатка. Настроение хорошее, сейчас бы в самый раз отдохнуть, да ведь деньги в кармане. Жгут! И ведь что самое интересное: обязательно кого-нибудь да встретишь! А если на улице не встретишь, зайди в шашлычную, там уж обязательно встретишь. Бутылка, другая… Ну и как домой добрался, утром, само собой, не помнишь, голова трещит, тошно, а на работу надо. Тут основное до работы добраться, встать, значит. А там-то, на свежем воздухе, конечно, разойдешься, кладешь стенку, кирпич мастерком подправляешь, раствор лишний убираешь, чтоб все было, как не может быть. В общем, когда работа есть — незаметно до обеда дотянешь, хуже, когда раствор не завезут или еще что. Тут и покуришь, и потреплешься: кто там вчера чего, кто как домой добирался, кого жена привела, кто сам шел на ушах. А время без работы все равно медленно идет, куришь-куришь, а все еще полдесятого только. Попробуй тут дотяни до обеда. Ну и начинаешь, конечно, соображать. «По рваному, что ли?» А желающие всегда найдутся. И уже кто-нибудь в магазин побежал. Вот так.