Александр Даценко - Заклинание ветра

И вот он пропал. Напрочь.

Искали Витька три дня. Сами искали, своими скромными силами, хотя уже собирались и всякие другие лесные люди помогать.

Все надеялись справиться. Не хотелось поднимать шумиху — пресса, егеря, вертолёты, маломерные суда, бригада Гагрида на подходе, и вот это вот всё...

Честно сказать, я его уже списал на медведя. Потому как именно у мишек такая гадкая привычка — добычу уносить, ныкать, засыпать ветками, чтобы подтухла. Витамин тогда образуется, нужный медведю витамин, да и переваривать зверушке легче.

По всем опросам выходило, что пропавший выбрался из канавы с целью культурно отлить не совсем уж на рабочем месте. Метров двадцать пути.

Степаныч в сотый раз зашел в заросли там, где заходил в них Витёк. Присмотрелся, близоруко прищурившись к хвое, словно бы искал следы. Впечатления следопыта он не производил, но что ещё оставалось?

— Хоть бы кепочка какая осталась, — злым голосом произнёс Степаныч, — или коронки зубные.

— Угу, или нога — хмыкнул Прум.

— Почему нога? Зачем нога?

— А сам подумай, куда бы он без ноги ушёл? Сразу бы и нашли… прям тут.

Ни ноги, ни кепочки, ни зубной коронки, ни даже зарубок или собственноручных записок не наблюдалось. Наблюдалась холодная горная тайга, то есть — редкие чахлые лиственницы толщиною с руку с редкими кустами кедрового стланика и зарослями полярной берёзки.

Дальше, чуть ниже шла большущая марь с гривами, что редкость тут, но вот так повезло, и облако. Но облако не наблюдалось, а наблюдало. Наверное, ему было щекотно от того, что мы движемся внутри.

К вечеру вернулись все, кто искал Витька. Мокрые, злые, грязные, потные. Мастерски плевали сквозь зубы, на землю. Потом курили папиросы «Беломорканал», говорили хрипло, матерно и просили ещё чаю. Храбрились, выражали надежду, но с пониманием близкой беды. Словно бы не просто матерясь, а отгоняя зло, как это и было в своё время задумано человеком, что придумал произносить вслух всякое непотребство.

Прикинули, куда идти завтра, народ разошёлся по балкам и палаткам, а я остался, чтобы выйти на связь и доложить ситуацию.

Из темноты и воды облака показался повар.

Лицо его светилось мягким зеленоватым фосфорным светом, в глазах бегали бесенята и пинали зрачок копытцами.

— Николаич, Степаныч сказал, чтобы ты пока на связь не выходил, чтобы ты срочно на склад, на вещевой… говорит, чтобы один шёл и никому ни слова, мол…

— Вы охренели, страстотерпцы, какие тут тайны, третий день все на ногах, нервы в хлам, а вы мудрите.

— Ну, я не знаю, вот как сказал, так я всё и передал.

Повар явно темнил.

Ну и пошёл я на вещевой склад. На обратную сторону ската. За гребень сопки.

Степаныч нашел Витька.

Витек отлил, ощутил холод севера, пошёл за телогрейкой. В балке телогрейки не было, потому что осталась на канаве. Но Витёк решил, что ему не выдали, и отправился на склад. На складе по горе вещей полез на самый верх, споткнулся о связки сапог, упал задницей в выварку и в ней застрял навсегда. Огромный такой лось, в огромной кастрюле, только ноги в стоптанных кирзачах да соломенная голова торчат. А сама выварка рулонами крафтовой бумаги зажата в вертикальном положении. Даже не покатится. Отлично вошёл. Плотно. Безнадёжно.

Орал первый день, пока не охрип до полной потери голоса. А чего орать-то? Склад за гребнем, повыше ставили, ни хрена не слыхать, да и нет никого, все Витькá ищут.

— Ну всё, шмерц, ты в нашей власти, — Степаныч взял монтировку и спросил повара: — У тебя вазелин есть?

— Не понял вашей задумки, — ответил Олег.

— Не боись, там же железо, выварка железная же… Доставать будем, извращенец.

— Паяльной лампою надо нагреть, — с болезненной надеждою в голосе сказал повар.

Тут я не выдержал:

— Я тебя сейчас нагрею паяльной, доставайте его уже…

А Витёк ничего не говорил, Витёк только хрипел и вращал водянистыми глазами в неярком, жёлтом свете фонаря.

И вот ведь странная вещь — двое суток не ел, а столько нагадил, что штаны лопнули. Или это они от удара так?

Не знаю.

А потом притащили ведро воды с ручья. Он пил-пил-пил... как в песок. Выпил почти ведро. Правда. Никогда такого не видел.

Доложил по рации, что нашли живым. Всегда знал, что начальство тоже умеет материться в разных тональностях, но вот так вот, по-отечески, с нотками радости, всегда послушать приятно.