Вместо этого я говорю максимально сдержанным голосом: «Это замечательно», – однако сама улыбаюсь, даже скалюсь, подобно смеющемуся вместе со своим отцом Трэйсу или радостной Бет после разговора со своей дочерью. Если бы операцию отложили, то Шейле и ее семье было бы невероятно тяжело, а еще это могло бы быть и потенциально опасно, хотя для Питера и его бригады операция поздно вечером тоже может оказаться занятием не из простых.
– Спасибо тебе, – говорю я в трубку. Разумеется, он оперирует сегодня не чтобы сделать мне приятно, однако он это все равно делает. Я чувствую, как моя сложенная горстью ладонь раскрывается, наконец-то выпуская на свободу бесконечность жизни Шейлы.
Я вешаю трубку, и на этом все – смена подошла к концу. Я сделала все, что от меня требовалось, и теперь могу с чистой совестью уйти домой. Кандас, Ирвин, мистер Хэмптон, Шейла и даже Дороти больше не мои пациенты. Я ухожу, ухожу, ухожу. Вместо меня заступает другая медсестра, еще одна перегруженная работой душа в белом. А завтра утром я вернусь – выйду на очередное дневное дежурство.
Но пока я не думаю о завтрашнем дне. Главное то, что сейчас, – а прямо сейчас я ухожу. Я ставлю свой телефон в одну из зарядных станций на сестринском посту и чуть было не отправляю свои записи в шредер, вовремя спохватившись, что они могут мне понадобиться завтра. Мне всегда нравится выбрасывать свои записи в конце смены – эдакий финальный аккорд, – однако, с другой стороны, немного жалко так с ними поступать. Законодательные требования по поводу защиты конфиденциальности пациентов требуют от нас уничтожения всех бумаг, касающихся медицинского ухода за нашими пациентами в течение дня, превращения историй четырех человеческих жизней – пускай и всего за один день – в бессмысленное конфетти.
С записями в руках я направляюсь в нашу раздевалку, где натыкаюсь на похожего на сову интерна, который отвечает за мистера Хэмптона. Он останавливается в коридоре: голова слегка наклонена в сторону, плечи повернуты внутрь – точно так же он выглядел и сегодня утром.
– Он нормально переносит ритуксан? – спрашивает он. У него тихий и мягкий голос, а глаза за очками в толстой оправе то и дело моргают.
– Он переносит его невероятно хорошо, – говорю я, объясняя, что у мистера Хэмптона отпала потребность в дополнительном кислороде, что он сам сел в своей кровати, его дезориентации как не бывало, и с энтузиазмом поддерживает разговор. Я улыбаюсь, он с неизменным, слегка мрачным выражением лица смотрит прямо на меня, в то время как я продолжаю говорить.
– Я так за него переживала, а в итоге все оказалось в порядке.
– Что ж, – говорит он. – Если бы мы только могли знать будущее, нам было бы гораздо проще выполнять свою работу. – Он ненадолго устанавливает со мной полный зрительный контакт, и я снова вижу то, что изначально мне так понравилось в нем этим утром: за всей этой усталостью проглядывает впечатлившая меня человечность. С удивлением для себя я замечаю, что чувствую привязанность к этому человеку, которую ощущала и сегодня утром, хотя наше знакомство и ограничивалось лишь парой сказанных полушепотом фраз, когда мы встретились у двери в палату мистера Хэмптона.
Слегка улыбнувшись, я тут же нахмурила брови, недоумевая: « Как кто-то столь молодой может быть таким мудрым?»
А затем, как это часто бывает в больнице, мы едва заметно киваем друг другу и расходимся, каждый по своим делам.
Оказавшись в раздевалке, я снимаю рабочие туфли, кладу оставшиеся спиртовые салфетки и неиспользованные шприцы с физраствором обратно в свой шкафчик, бросаю в него записи вместе с закрепленной сверху ручкой и надеваю на себя велосипедные трико, куртку и шарф. Теперь я превращаюсь из медсестры опять в обычного человека.
Сегодня ночью работают одни женщины, так что я быстренько переодеваюсь прямо в раздевалке, а не в туалете – я никогда не упускаю возможности собраться побыстрее. И с удовольствием отмечаю про себя, что в своем черном одеянии, предназначенном для возвращения домой на велосипеде, я похожа на ниндзя, однако при этом прекрасно понимаю, что настоящее действо происходит и будет дальше происходить именно здесь, в больнице. Кроме того, моя ярко-желтая куртка полностью разрушает этот японский образ.
Мы, врачи и медсестры, появляемся в жизни друг друга, равно как и наших пациентов, лишь ненадолго, безликие, словно почтальоны или снимающие показания счетчиков работники водоканала. Определяющую роль играет первое впечатление. Сработаюсь ли я с этим человеком? Могу ли я ему довериться?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу