Юрий Купер - Сфумато

По субботам я посещал блошиный рынок. Это было приятным занятием и как-то отвлекало меня от повседневной рутины. Мир старых вещей, давно потерявших свою функцию, почему-то напоминал мне ушедших из жизни или находившихся при смерти. Меня возбуждало, что при желании и правильном выборе я мог бы оживить их, вернее, реинкарнировать эти неодушевленные предметы. Когда я говорю о правильном выборе, я имею в виду характер изможденной поверхности этих предметов. Это мог быть ржавый металл или постаревший под дождями и ветрами какой-нибудь деревянный ящик. Меня интересовала только простая ветхость, напоминающая собой хлам моей коммуналки, а не то, что теперь принято называть антиком.

Я мог часами бродить по лабиринтам рынка, заставленным металлическими коробками, старыми фотографиями, дагерротипами. Снова и снова возвращаясь, как бы примериваясь и предполагая, что я могу сделать с ними. Продавцы уже были в курсе моих привязанностей. Поэтому тащили мне что-нибудь совсем дошедшее до состояния рухляди: ржавые коробки, старые, покрытые слоем пыли холсты, на которых почти не осталось следов живописи. Такие походы были гораздо привлекательней и полезней для меня, чем посещения музеев. На рынке я постигал секреты живописных поверхностей, на которые время наложило бессчетное количество слоев всевозможной патины.

Не знаю, за кого меня принимали торговцы рухлядью, когда я подробно рассматривал ржавый лист железа или почти истлевший лист фанеры с остатками обоев, наклеенных на нее, когда я изучал уже потрескавшиеся стекла дагерротипов, старые гравюры с подтеками, будто бы облитые чаем. И когда я просил снять с них рамы, продавцы недоумевали, так как для них ценность заключалась именно в рамах.

Придя в мастерскую, я вываливал мои приобретения на пол, мысленно пытаясь организовать процесс реанимации. Что-то отправлялось в мои ящики за тюлем, на которых я писал. Что-то ставил под стекло в простые рамы, а по внешней стороне стекла проходился полупрозрачными белилами, снижая тем самым коэффициент видимости. Этот процесс увлекал меня, делая мою жизнь в тот период не такой скучной.

Я начал забывать о мистере Кегнее, тем более, прошел уже год с момента нашего свидания в баре «Four Seasons».

Жерар в тот период находился в своем обычном обкуренном состоянии и довольно часто забегал ко мне в мастерскую перехватить денег или просто покурить. Его галерея находилась в двух шагах от моей мастерской. По мере количества дыма, которым наполнялось ее пространство, он возвращался к предложению, от которого «нельзя отказаться». Он вновь и вновь начинал нести свой бред по поводу моего исчезновения:

– Мы должны сделать тебя мертвым.

– Как?

– Это я беру на себя. Я обязательно придумаю. Но перед твоей смертью надо сделать твою выставку именно вот из этого хлама. Ты сам не понимаешь, насколько это актуально. Все уже устали от твоей живописи. А это, бэби, – инсталляция, это, бэби, настоящий концепт. Толпа сегодня хочет концепта. Живопись – это прошлогодний снег.

– А что скажет Абель? – спросил я, чтобы как-то опустить его на землю.

– Абель? Что Абель? Он едет в Дувиль на целый месяц играть в гольф. А пока его не будет, мы все организуем. Деньги на каталог я достану. За тобой только шедевры.

– Так это будет моя посмертная выставка? – улыбнулся я.

– Нет, бэби, назовем ее предсмертной, – сказал он и неуверенным шагом пошел к выходу.

Я открыл окно и, подождав, чтобы рассеялся дым, возвратился к своим неодушевленным предметам.

Зазвонил телефон, но мне не хотелось отрываться от моего любимого занятия. Он звонил долго и настойчиво. Неоднократно делал паузу и снова начинал звонить, пока не начал меня раздражать. Я снял трубку. Это был Кегней.

– Я нашел ее. Ты слышишь, я нашел ее, и это – хорошие новости. А теперь – плохие: она замужем, четверо детей, двое своих и двое приемных. Будешь звонить? Вот ее номер, но я бы на твоем месте подумал. – Он продиктовал номер, сказав при этом: – Муж довольно известный человек. Старше ее лет на тридцать. Зовут Роберт. Тебе нужно знать имена детей? Не надо? – И, попрощавшись, повесил трубку.

Я еще долго смотрел на номер, который записал на стене рядом с телефоном.

На самом деле я не собирался звонить Крис. Я не собирался строить с ней свою жизнь. Скорее всего, мне просто хотелось посмотреть на нее, причем оставаясь инкогнито. И устроить это, как мне казалось, мог только Боб. Ну, например, пригласив ее на какой-нибудь кастинг или что-то в этом роде. Я старался придумать для Боба естественный повод позвонить Крис. Я был уверен, что позвонить должен был именно он.