Я, честно говоря, был слегка удивлен. Я даже спросил его:
– Ты уверен, что это хорошая идея?
– Думаю, да. Мила же говорит по-английски, Натали тоже.
Это был какой-то небольшой ресторан с открытой верандой недалеко от Бобура.
Площадь перед Бобуром, запруженная толпой зевак, наблюдающих за мужиком, замотанным в цепи с огромным амбарным замком. Тот, в свою очередь, с лицом, искаженным мучительной гримасой, пытался высвободить из оков свое довольно жирное тело.
Познакомившись, все, кроме меня, принялись за изучение меню. Мои мысли были заняты совсем другим. Я думал о своей фразе, с которой начну наш дружеский ланч, вернее, даже не о самой фразе, а о ее последствиях. Мысленно я пытался себя остановить, но любопытство подавляло здравый смысл.
– Натали, – произнес я медленно. – Могу я задать вам вопрос, который мучает меня с момента нашего знакомства?
– Конечно, – она удивленно посмотрела на меня.
Я бросил взгляд на Деза. Мне показалось, что он все понял. Его лицо стало бледным.
– Вы в рот берете? – спокойно, без выражения, произнес я.
Не берусь описывать все, что произошло потом, так как теперь уже плохо помню. Детали стерлись из моей угасающей памяти. Помню только, что Деза выскочил из-за стола, таща за собой испуганную Натали.
Он не разговаривал со мной, наверное, лет пять. А Мила решила, что я сошел с ума, и не приезжала в Париж в течение месяца.
За ужином мы обсуждали наши с Бобом проблемы, связанные с постановкой оперы «Мак Тиг». Места действия в опере были довольно неудобны для сценографии: кабинет дантиста или пустыня, где, собственно, герой должен был умереть, но каким-то образом выжил, и, вернувшись в город, задушил свою жену.
Я работал в мастерской, недалеко от Баффало, выливая из баллонов на занавесь тонну краски. Вся команда была крайне недовольна. По их мнению, я напрасно переводил такое количество краски, обычно они просто дули из пистолета синий кобальт.
«Так принято «дуть» небо», – объясняли мне. Убедить их в том, что такое небо мне не подходит, было трудно. Они начинали считать стоимость золотой и серебряной красок, стоимость рабочих часов и тому подобное. Короче, мне пришлось покупать краску и дуть самому. Во время моих показательных выступлений их артель или цех, называйте как хотите, демонстративно уходила на улицу, жалуясь на вредность ацетона, где сидела, пока я не закончу. Даже на улице люди продолжали находиться в масках, давая мне понять, что запах проникает и туда.
Боб с удовольствием выслушал рассказ о моих злоключениях и, не выказывая ни малейшего сожаления, иронично улыбнулся.
– Ты просто еще не привык работать в коллективе. Со временем приобретешь некоторые навыки и поймешь, что такое американские профсоюзы. Хорошо еще, что они не бастуют.
* * *
Я сидел в машине с Жераром Рамбером и смотрел в окно, разглядывая проносящиеся мимо альпийские пейзажи, которые видел когда-то на открытках. Жерар был за рулем. Мы возвращались из Турина, где я печатал каталог для выставки в Музее изобразительных искусств.
Въезжая в туннель, я попытался представить себе концепцию Хокнея по поводу обратной перспективы. Он, Хокней, якобы открыл ее именно в туннеле. Он утверждал, что, когда ты выезжаешь из темной глубины на открытое пространство, пейзаж вдруг начинает жить по закону обратной перспективы. На эту тему он писал всевозможные эссе, какие-то постулаты, изображал стулья с сиденьями в обратной перспективе, архитектуру, в общем, весь его изобразительный джентльменский набор стал обратно-перспективным.
Сквозь блуждающие мысли по поводу перспективы я иногда вдруг слышал голос Жерара. Он, как на исповеди, жаловался на свою несчастную и скучную жизнь, в которой ничего не осталось, кроме травы, которую он, кстати, курил в таких дозах, что, находясь с ним рядом, я чувствовал себя словно под наркозом.
– Еще, – говорил он, затянувшись, – мне нравится лизать между ног. Ты даже не представляешь, какой эксперт я в этом деле. Мало кто понимает, что, приоткрыв губы, ты погружаешься в необыкновенный, неизведанный мир запахов и вкусов. Я люблю долго смотреть, как бы вслушиваясь, в эту загадочную влажную раковину и затем, ни в коем случае не торопясь, легко прикасаться к ней то подушечками пальцев, то языком. Здесь очень важно не торопиться. Нежность и ласка делают женщину похожей на котенка или щенка, которого ласкает хозяин. Она отвечает тебе мурлыканьем и тихим повизгиванием. А ты, как бы испытывая ее терпение, медленно-медленно продвигаешься глубже и глубже.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу