Наталья Нестерова - Дом учителя [litres]

Прежде Анна Аркадьевна любила читать лекции. Волнение перед выходом, долгий шлейф приятного возбуждения после лекции. Точно артистке, ей надо было завоевать аудиторию: подчинить, заставить пугаться, ахать, смеяться, восхищаться – все как на сцене. Только в отличие от театра с его развлекательной задачей перед ней стояло требование научить, то есть представить некие знания в определенной логической системе, закрепить их ненавязчивыми повторами мысли, увидеть ответную реакцию – дошло ли.

Нынче вдохновения сильно поубавилось. Врачи и педагоги выгорают быстрее, чем специалисты, которые не имеют постоянного контакта с людьми. У докторов всё больные, больные, больные, десять-двадцать-тридцать человек день за днем, день за днем. У педагогов все дети, дети, дети – каждый год одни и те же программа, учебник, домашняя работа, самостоятельная, контрольная, те же пятерки, четверки, двойки и тройки. Из профессии надо уходить вовремя. Как же! Теперь пенсионный возраст увеличили. Большой привет тем, кого станет учить шестидесятилетняя вялая училка и выписывать рецепты шестидесятипятилетний доктор, втайне ненавидящий пациентов, всех скопом и каждого в отдельности.

Сравнивая себя с артистами, Анна Аркадьевна вовсе не пыталась примазаться к культурной элите. Она как раз недолюбливала артистическую братию за жеманство и наркотическую потребность в славе. Хотя если от кого сыну и достались гены паяца, то именно от нее. Хороший артист в том смысле пример, что мастерство, опыт, навыки позволяют ему отработать качественно безо всякого вдохновения или на ошметках его. Двухсотый раз он в пьесе «На дне» произносит монолог Сатина про человек звучит гордо, и зал рукоплещет. Среди зрителей вряд ли есть кто-то видевший спектакль двадцать лет назад и того Сатина, который на разрыв души стрелял в зал: «Чело-век! Это – великолепно! Это звучит… гордо! Че-ло-век! Надо уважать человека». Если же таковой зритель и найдется, то он давно знает, что слова эти – романтическая дребедень. Человек звучит и гордо, и пошло, и высоко, и низко. На то он и человек.

От лекций Анна Аркадьевна уставала – два часа говорильни с небольшим перерывом плюс вопросы. Совесть и высокий гонорар не позволяли отвести на вопросы больше пятнадцать минут из второго часа. В итоге задерживалась надолго.

Вопросы она знала заранее, все они начинались со слова «как?». Приучить к чтению, повысить успеваемость, пресечь вранье, мелкое воровство и даже приучить к горшку. У многих курсисток было по двое и трое детей – школьников младших классов и малышей. Почему-то никто не спрашивал, как привить ребенку удовольствие постижения знаний, что само по себе снимает массу проблем. Каждое «Как?» имело ответом три слова: «Надо потратить время». Так просто? Нет, очень сложно! Время – особая категория. Забудем про физику и договоримся, что время – это самое дорогое, точнее, становится таковым, когда тратится на неинтересные занятия. Мать готова часами утюжить магазины, выбирая одежду ребенку, простаивать у плиты, выпекая какие-то замысловатые крендельки, обустраивать комнату и стирать бельишко. А рассказывать сказку на ночь или читать книгу, готовить вместе с ним домашнее задание в младших классах или обсуждать сочинение по литературе в старших ей трудно, нудно и скучно. Анна Аркадьевна подчеркивала, что говорит без осуждения, потому что действительно нет ничего увлекательного в том, чтобы сорок минут зубрить с ребенком стихотворение или учить таблицу умножения. Тем, кто утверждает обратное, она не верит. Следить, как он в прописях выводит буквы, слушать, как читает по слогам? А теперь представить: если вы хотите развить ребенку память, то надо учить по небольшому стиху каждый день и проверять старые; если вы хотите, чтобы ребенок не говорил так, словно у него горячий пельмень во рту, надо ежедневно заниматься с ним техникой речи. И так далее на каждое «как» – тратить свое дорогое время. Педагогика – это в определенном смысле насилие над ребенком и безо всяких скидок и кавычек насилие над самим собой.

– Для этого есть специально обученные люди, – подала голос брюнеточка с третьего ряда, – няни, гувернантки, репетиторы.

Такая дамочка-всезнайка есть в каждой группе. Обо всем свое мнение, любое чужое – критика. Какого лешего ты пришла на курсы, если тебе все ясно?

– Конечно! – легко согласилась Анна Аркадьевна, улыбнувшись.

С подобной улыбкой соглашаются с человеком, с которым не желают спорить, не видят смысла, не испытывают интереса, отказывают в способности критически мыслить. И даже готовы привести аргументы, как бы подтверждающие его точку зрения.