Наталья Нестерова - Дом учителя [litres]

К профессиональным раздражителям добавлялись женские возрастные. Анна Аркадьевна себе не нравилась. Она никогда не была писаной красавицей, ее коньком были шарм и обаяние, которые питались игривостью, живостью ума, остроумием. Если Анна Аркадьевна сидела и молчала, то сливалась со стеной, когда открывала рот, то через несколько минут становилась царицей бала. Женщина может нравиться всем, ее могут засыпать комплиментами, но если она не нравится самой себе, то дело плохо, душевного покоя не видать.

Анна Аркадьевна боялась повторить маму.

Приехала к родителям, им было за пятьдесят, ночью они ссорились, папин голос был плохо слышен – глухое редкое бу-бу-бу, а мамины выкрики отлично различались. Я всю жизнь с тобой одним… других мужиков не знала… не то что некоторые бабы… они умные, а я дура, только с тобой… как ты мне отплатил… Анна Аркадьевна в соседней комнате спала на одной кровати с Любаней, Лёня рядом на раскладушке. Анна Аркадьевна тихо гладила дочь, вытягивала голову, посматривая на сына, боясь, что он проснется. Они бы не поняли, из-за чего дедушка с бабушкой ссорятся, но могли бы почувствовать, что маме очень-очень стыдно. Ей в детстве часто бывало стыдно за маму и никогда – за папу. И в то же время Анна Аркадьевна почему-то знала, что мама, иногда ненавидимая до спазмов в горле, душевно богаче, чем обожаемый папа.

Анна Аркадьевна прислушивалась к себе. Никакого сожаления: один Илья, единственный мужчина за всю жизнь – она не испытывала. Да и реальных претендентов, покушающихся на ее супружескую верность, не имелось. А если бы имелись? Анна Аркадьевна прислушалась к себе внимательнее. Сто лет мне не нужны!

Отчего же так неймется? Все у нее хорошо и все плохо.

Все плохо неожиданно приобрело конкретно-предметный образ – седина в волосах, наблюдаемая два раза в день, утром и вечером, при умывании и чистке зубов.

– У меня кошмарная голова, – пожаловалась Анна Аркадьевна дочери.

– Что ты, мамочка! – мгновенно отреагировала добрая Любаня. – У тебя прекрасный цвет волос. Перец с солью.

– Так говорят про окрас собак.

Анна Аркадьевна по рекомендации коллеги, у которой всегда была прекрасная стрижка, записалась к мастеру, чей график, точно у популярного оперного певца, был сверстан на год вперед. Анна Аркадьевна этому обрадовалась – пока очередь дойдет, ее блажь может рассосаться. Но рассосалось у кого-то другого, и Анну Аркадьевну пригласили через неделю.

Мастера звали Савва. Невысокий, худенький, вертлявенький, напоминающий талантливого стилиста Зверева в ранние годы, до перехода в невообразимый статус. Савва принимал не в салоне, а в квартире-студии, по которой можно было ходить как по музею. Рассматривать картины на стенах, оригинальные светильники, композиции сухоцветов, скульптуры и статуэтки. Единого стиля, во всяком случае с первого взгляда, не просматривалось: торшеры с вычурными абажурами и трехлитровые банки с елочными гирляндами внутри, колченогие ободранные табуреты и кожаные диваны с наброшенной тигровой шкурой, скульптуры в полный рост: безрукая Венера Милосская антрацитно-черная и рядом гипсово-белые два расхлябанных паренька в мятых штанах и кепками набекрень, некоторые картины: пейзажи, портреты, натюрморты разной манеры письма – висели почему-то криво, выдерживали параллель не с полом, а друг с другом. В студии пахло лавандой, еще какими-то травами, было необычно и уютно. Сюда, определенно, приходят не только за стрижкой, но и за возможностью погрузиться в атмосферу. И выгнать отсюда бывает, наверное, непросто.

Савве помогала, ассистировала его мама Вера Семеновна, хорошо сохранившаяся женщина, чья улыбчивость была на двадцать процентов естественная, а на восемьдесят выдавала человека, натренированного общаться с клиентами. В гостиницах раньше работала или в какой другой, как говорили прежде, сфере обслуживания?

Анна Аркадьевна после краткого обзора интерьера (с ходу сесть в кресло было совершенно невозможно), завоевала расположение Веры Семеновны, сказав:

– Никаких дипломов на стенах. Нет фото с депутатами, звездами кино и ворами в законе. Простите!

– Пойдемте! – Вера Семеновна радостно и заговорщицки подмигнула. – Я вам покажу.

Привела в подсобку, которую можно было бы назвать комнатой славы Саввы.

Фотографии, дипломы на стенах от потолка до пола без промежутка.

– Все не поместилось, – говорила Вера Семеновна, – под тем стеллажом, где моющие средства, еще в коробках много чего.