Михаил Садовяну - Новелла современной Румынии

— Готово, трогай! Давай, люди добрые! — кричал он и чуть ли не бежал, размахивая над головой белыми листами списков.

Щелкнули бичи, быки и лошади напряглись, и все плуги, как по команде, сдвинулись с места и взбороздили барскую землю. В это мгновение Ион всем существом ощутил, как душившее его напряжение ослабевает и бесследно исчезает. Словно что-то метнулось и взорвалось в нем, наполнив тело чем-то крепким и опьяняющим, точно вино.

— Люди добрые, гей, люди добрые! — крикнул он громко каким-то чужим голосом, двинувшись вслед за Алеку Лазу и стараясь перекричать толпу. — Люди добрые!..

Иону хотелось попросить, чтобы его подпустили к плугу, хотелось медленно идти, наклонясь вперед, за быками, глядя, как лемех переворачивает сырые пласты земли, издающие горький запах гнили. Руки его отвыкли от работы, загрубели, сжимая смертоносное оружие, и в нем проснулось страстное желание схватить рукоятки плуга, крепко нажать на них, вдавливая лемех в борозду, и взрезать давно не паханную землю с бешенством и страстью, с какой ласкал бы пылающее тело желанной женщины.

Быстрым шагом он поднялся на холм, где стояла группа березок, чуть шелестевших мелкими бледно-зелеными листьями. В своем весеннем уборе они походили на невинных девушек. Ион увидел впереди несколько группок людей, собравшихся вокруг шести-семи плугов. Крестьяне стояли напряженные, уперев руки в бока или скрестив их на груди, и смотрели прямо перед собой. Их кони махали хвостами, перебирая губами молоденькие нежные веточки березы. Быки с равнодушным видом жевали жвачку, словно понимая, что их хозяева не торопятся, и теперь им ничего другого не остается делать.

— Почему вы не начинаете, люди добрые? — спросил Ион, приблизившись к первому плугу, но и без ответа догадался, в чем дело. На опушке березняка, омрачая красоту картины утра, как само воплощение ненависти, в кожаной куртке, в шляпе, надвинутой на глаза, и в сапогах стоял Георге Котун, неподвижный и одинокий, точно волк, вышедший на охоту за людьми. Управляющего боялись больше, чем барина. Он пришел сюда с ночи охранять свою землю и встал перед крестьянами. Они косились на него, видели ружье у него на плече и не решались приступать к пахоте. Ион сразу все понял и улыбнулся. Уверенно, как хозяин, который спешит выполнить неотложное дело, он шагнул вперед и, набрав полную грудь воздуха, взялся руками за ручки плуга. Дерево их было влажное и холодное.

— Эй, давай! — подал он знак усатому крестьянину в залатанной сермяге, который смотрел на него холодно и настороженно, словно не понимая, что Ион хочет делать. Однако крестьянин все же взял бич, слегка взмахнул, но не ударил быков, а стал понукать их, натянув вожжи:

— Хэээйссс!..

Волы покачнулись и шагнули в ногу, колеса тонко скрипнули и начали медленно вращаться.

— Хэээйссс!

Ион вонзил лемех в землю, и, приноравливаясь к движению волов, налег всей силой на ручки плуга. Черная борозда стлалась прямо под его ногами. Над быками покачивались прозрачные полоски тумана. Пласты земли отделялись с треском, напоминающим звук ломающегося хвороста. Запах гнилых трав смешивался с запахом бычьего пара и кисловатым запахом взрытой плугом земли. Где-то вдалеке пел жаворонок. На пруду, в долине, квакали проснувшиеся ни свет ни заря лягушки, и синеватое покрывало утреннего рассвета постепенно светлело, разрываясь на длинные розоватые ленты. Однако Ион Хуцуля ничего этого не видел: не смотрел он ни на небо, ни вперед, ни назад, — лишь на то место, куда ступал, и взгляд его скользил по черной ленте борозды, которая все удлинялась, увлекая его за собой и одурманивая своим монотонным разматыванием.

Внезапный треск ружейного выстрела сухо прорезал сырой, мглистый утренний воздух, и Ион упал на колени лицом в мягкую холодную землю как раз в тог момент, когда солнце показалось из-за гребня холма, залив всю долину пурпурно-красным, кровавым светом.

Когда Ион открыл глаза, другой свет, резкий, белый, ослепил его. Ион зажмурился. Через некоторое время он снова испуганно открыл глаза, быстро заморгал, посмотрел на женщину, одетую во все белое, обвел взглядом кровати с лежавшими на них людьми, увидел оранжевые блики, дрожавшие на гладком полу, круглые стенные часы и захотел приподняться. Но сразу же тысячи ножей вонзились в его тело, и Ион со стоном упал обратно на подушку.

— Лежите спокойно! Спокойно! — послышался тонкий женский голос, и в его голове вдруг возник вопрос: «Где я? Что со мною?» Боль жгла ему сердце. У него страшно болела грудь и голова, которая к тому же казалась страшно тяжелой; такими же тяжелыми стали и руки и ноги.