Виктор Горбачев - Реинкарнация. Авантюрно-медицинские повести

«Пять минут… Полёт нормальный…» – Генька от нетерпения пытался оправдать свои действия, повторяя Жоркин манёвр. Окунул, как кот, язык в стопку, посмаковал, закатив глаза… Тоже сказал «Ху!», и тоже залпом…

Опять все замерли…

Жора меж тем щелчком отбросил окурок, сел и вдруг, оскалившись страшными жёлтыми зубами, неожиданно заорал: «А-а-а!», пытаясь при этом вцепиться в Федино горло.

«Да что ж такое!» – приятели загалдели, засуетились, поспешно делая и себе аналогичные коктейли. Наши, мол, уже гуляют, а у нас ни в одном глазу…

Подровняв ситуацию коллективным залпом, дружно закурили.

Пошли нескончаемые истории про то, как кто, когда и что несусветное пил, и, что характерно, ни хрена!

Прошла Пасха, потом Первомай, потом День Победы, потом посевная…

Мужики безоглядно глушили немецкое пойло, иные уже без всякого разбавления. Круг бочкиных почитателей заметно расширился…

По мозгам било прилично, последствия проистекали своим обычным путём…

Уклонения от нормы начались, когда цедить из бочки уже приходилось, сильно её наклонив.

В выходной день Лёха возлежал после бани на диване. От объятий Морфея его удерживала какая-то бразильская муть по телевизору да громкая, занудная игра на аккордеоне в комнате Веры.

«Верка! Не тем пальцем стучишь в одном месте!» – вдруг заорал Лёха, стараясь перекричать Веркину и бразильскую музыку.

Верка на секунду умолкла, потом, видимо, подумав, что послышалось, продолжила игру.

«Верка! Я кому говорю, не тем пальцем давишь!»

Игра прекратилась.

«Че-е-во?!» – вышла из комнаты беременная аккордеоном Вера.

«Последи за пальцами, чево! Они же у тебя друг за дружку цепляются во многих тестах!»

Верка остолбенела… Играть не умеет, сидит в другой комнате и какие-то пальцы разглядел…

«Ты чё, па?! Перебрал или запарился?!»

«Я те говорю, пальцами правильно перебирай, как учили! Запарился!»

«Ну, на, покажи, как…» – Вера явно спешила покончить с нелепым разговором.

«И покажу!» – Лёха решительно стянул с Веркиного живота инструмент, уселся на диван, неожиданно ловко приспособив его себе на грудь.

Беспорядочно и вроде бы беспомощно пробежал непослушными пальцами по клавишам вверх-вниз… Раз, другой, третий – так делают долго скучавшие по клавишам пальцы мастера. Щёлкнув пару раз регистрами, прислушался и, как бы вспомнив былые навыки, вдруг уверенно заиграл Веркину мелодию…

Вера открыла рот и выкатила глаза. Аранжировка учебной мелодии была явно мастерской, в концертном варианте. Но отец! Откуда… Сроду никакой инструмент в руках не держал!

«Да ты чё, фатер, творишь?! Ты где так насобачился-то?!»

А Лёха меж тем наяривал вообще уже нечто невообразимое… Заскорузлые шофёрские пальцы летали по клавишам, выдавая из инструмента совсем уж нечто классическое.

Заслышав иную, отличную от Веркиной тоскливой игру, в дверном проёме показалась голова Лёхиной жены Шуры. Узрев такую небывальщину, Шура подошла к дочери с тем же выражением лица, как и у той…

«Мама дорогая… Это что ж такое делается?!»

А Лёха их не замечал вовсе. Его сосредоточенный взгляд был направлен в какую-то точку на противоположной стене, откуда он, казалось, тянул незаметную нить памяти…

На другом конце той нити был другой мир, где он был совсем другим человеком, и у него была совсем другая жизнь, куда более радостная, чем теперь, наполненная этой прекрасной музыкой…

Игра настолько поглотила Лёху, что лицо его невольно и незаметно стало, как в киноленте, прокручивать кадры-годы той счастливой жизни…

Героические аккорды сменялись тревожными, потом мелодия журчала как хрустальный альпийский ручей, потом явно узнавались воинственные песни чужого народа, потом будто радостное раздумье…

«Чего рты-то пораззявили?! Заняться больше нечем?!»

Нить памяти, как отпущенная резинка, с последним аккордом, щёлкнув, исчезла в стене…

«Фатер, растолмачь нам что-нибудь! Was ist das?! (Что это?)»

А Лёхе ситуация даже нравилась, поэтому он быстро хотел сначала убедить сам себя.

«Das ist mёglich! (Это возможно)

«Ёпть!» Как-то сам собой из него немецкий попёр…

«Ну, знаете ли… Бывает такое… В человеке вдруг просыпаются дремавшие до поры навыки и умения… Текучка заедает, то да сё… Дело случая и стечения обстоятельств…»

Опомнился не без страха, в смущении перешёл на родной язык…

Таких слов и оборотов и на родном-то языке ни Шура, ни Вера никогда от него не слышали. А уж из школьного немецкого он и вовсе кроме «Хенде хох» ничего не вынес…