Олег Попцов - И власти плен...

Щелчок замка, открылась входная дверь. Левое ухо Таффи слегка приподнимается, предупреждает: мои глаза закрыты, но я все слышу. Вернулась хозяйка. Теперь-то он знает точно: во сне все лучше и интереснее.

Таффи поднимается, не спеша трусит в переднюю. В ящике тоже уютно, он может подремать и в ящике.

Наденька склоняется над Таффи, ощупывает его со всех сторон, качает головой — Таффи поправляется медленно. Наденька ласкает его, чешет за ухом — все воспринимается как должное — никаких эмоций.

— Ну хватит дуться, Таффи, — раздражается Наденька. — Нельзя же быть таким злопамятным. Ты должен простить меня. Слышишь, простить.

Пес безответно кладет голову на вытянутые лапы.

С Сергеем Петровичем Таффи совсем другой. Это раздражает Наденьку. Кто-то из гостей пустил шутку: «Глазами собаки глаголет истина. В этом доме матриархат. Здесь даже псы в присутствии хозяйки ходят по струнке».

Сначала Наденька думала, что злополучная меланхолия — следствие болезни. Но болезнь постепенно сходила на нет, а меланхолия оставалась.

Внешне ничего не изменилось. Семь утра — все на ногах. Утренняя прогулка — дело Сергея Петровича. Таффи оживлен, повизгивает в передней. Затем полчаса абсолютной тишины — она успевает приготовить завтрак. Хлопает дверь — они уже дома. Немой вопрос: ну как? Молчаливый ответ: по-прежнему. Она могла бы и не спрашивать. Таффи не врывается на кухню, не скулит.

Иногда привычный распорядок жизни нарушается. Наденькой овладевает психоз очередного увлечения. В ней просыпается жажда деятельности. Наденька стремительно передвигается по квартире, непрерывно звонит телефон, отдаются какие-то отрывистые указания, с шумом передвигаются вещи, хлопают двери. В квартире царит дух максимализма. Смеется Наденька — все должны смеяться. Торопится Наденька — все должны торопиться. И тем заметнее апатия Таффи. Все бросается в наступление: волнение, возмущение, восторги. Увы, незримая стена. Большие и маленькие хитрости, едва коснувшись его, возвращаются назад, к Наденьке. Она заглядывает в глаза псу, хочет понять его. Пес послушно смотрит на хозяйку все тем же немигающим взглядом, и Наденька угадывает в его глазах совсем другой мир. Ее призывы к примирению остаются здесь, в этом мире, который пес и не видит, и не слышит. Так смотрят слепые.

Что, собственно, произошло? Собачья драка? Они случаются на каждом шагу. Скандал, людская ругань? Неужели этим можно удивить?

Мы были пристрастны в описании человеческих чувств и переживаний, и это неудивительно: все мы люди.

Впрочем, не следует спешить, прервемся на секунду и попробуем увидеть случившееся глазами собаки. Собакам свойственно страдать и чувствовать свойственно.

В тот самый момент, когда гнев окружающих обрушился на Таффи, напряженная дрожь вздыбила его шерсть и так выразительно передала волнение, словно весь окружающий мир собрался воедино и принял обличье черного терьера. В этот момент появилась Наденька. Таффи увидел ее. Она могла и не кричать, он догадался бы по движению губ — хозяйка зовет его. Услышать что-либо сквозь это многоголосье было невозможно. Надо было смотреть. И Таффи смотрел.

Людские домыслы, страсть к преувеличению. «Какой пес, а! Какая дерзость! Он же в пять раз меньше терьера!» Каждому не терпится что-то добавить, что-то уточнить. Дрожь, истолкованная как возбуждение, была обыкновенной дрожью. Наглость и смелость — он стоял в пяти шагах от рассвирепевшего терьера — их не было и в помине. Таффи оцепенел от страха, утратил способность двигаться, и даже челюсти — их будто свело судорогой — превращали рычание в прерывистый хрип. Как же он желал, чтобы Наденька позвала его. Таффи увидел клыки Лео, и тотчас шерсть на его спине поднялась дыбом. Еще миг назад, будь у него силы, он пустился бы наутек, но… Вот именно этот миг прошел. Таффи окружили собаки, иных он узнавал по голосу, по запаху. Каждая рычала на свой манер, давала понять, что она здесь и готова принять участие в общей сваре.

Таффи ничего не видел, кроме свирепой морды терьера, его глаз, раскаленных злобой до такой степени, что, казалось, они могли запалить шерсть. «Страшно-то как». Хотелось закрыть глаза и бежать, бежать со всех ног. «Ррр», — хрипел терьер. Какая-то сила отбрасывала Таффи в сторону на шаг, на полшага. И вся собачья стая подчинялась этому скачку и в неизменном построении шарахалась чуть в сторону. Таффи почувствовал слабость в ногах, попятился и сел. Терьер счел это за дерзость, за вопиющее безразличие к себе. А может быть, он угадал страх Таффи? Терьер подпрыгнул, завис в воздухе и, словно оттолкнувшись от него, рванулся вперед. Женщина вскрикнула, отрывок ремня больно хлестнул ее по руке. Как жаль, что Наденька не позвала Таффи…