Джастин Пол - Дорогой Эван Хансен

Это лучшее на свете чувство. И одновременно худшее.

Выхожу на улицу, Зо следует за мной.

– Я отвезу тебя домой, – говорит она.

В жизни бы не подумал, что наступит мгновение, когда я откажу Зо Мерфи, но все, что мне сейчас надо, – побыть одному.

– Это необязательно.

– Мне нужно проветриться. Запрыгивай.

Она проносится по подковообразной подъездной дорожке и выезжает на улицу. Я думал, что наконец впервые за несколько часов смогу вздохнуть свободно, но не тут-то было: я восседаю на переднем сиденье голубого «Вольво» Зо Мерфи.

Я всегда мечтал о таком моменте, мечтал остаться с ней наедине, на расстоянии всего в несколько дюймов. Но сейчас я не в состоянии включиться . Пожалуйста, кто-нибудь, помогите.

Молчание умоляет прекратить его.

– Это хорошая машина. Немецкая?

– Кусок дерьма, – отвечает Зо. – Вечно с ней что-то не так.

По мере того как Зо набирает скорость, мотор рычит громче. Больше она не сказала мне ни слова за всю поездку, даже когда я показывал ей, куда надо свернуть. Молчание дает мне возможность обдумать сегодняшний вечер и прийти к заключению, что он оказался совершенным и безусловным провалом. В какой-то момент, когда на спидометре больше шестидесяти миль, я представляю, что расстегиваю ремень, тяну ручку дверцы и вываливаюсь на оживленную дорогу. Какая трагедия.

Мы останавливаемся у моего неосвещенного дома, Зо наконец поворачивается и замечает меня.

– Ты, возможно, думаешь, что я маленькая и без понятия, но я в курсе, что происходит, и прекрасно все понимаю.

– Не соображу, о чем ты.

– Вы с Коннором посылали друг другу ваши секретные письма не потому, что были друзьями.

Я должен был сделать это – выпрыгнуть из машины, когда имелась такая возможность.

– Что?

– Я напрягала мозги всю ночь, пытаясь представить, почему вы общались друг с другом, – говорит Зо. – Давай отгадаю. Вы говорили о наркотиках?

– Наркотиках?

– Вот почему он рассердился на тебя тогда, во время ланча. Будь честен со мной, пожалуйста. Я просто хочу знать правду.

– Нет! Ты с ума сошла? Я? В жизни их не употреблял. Клянусь. – Наконец-то я говорю правду.

– Ах так? Ты клянешься?

Мать Зо чуть не задушила меня в объятиях, а сама Зо подозревает меня во всяких гадостях.

– Клянусь.

Она изучает меня какое-то мгновение, а потом отворачивается, давая знать, что я – свободен.

Пытаюсь открыть дверцу, но она заперта. Зо ударяет по кнопке, но в то же самое время я тяну за ручку. Отпускаю ручку, и она может теперь отпереть дверцу без помех. Когда я наконец слышу божественный щелчок, то распахиваю ее и вдыхаю полной грудью чистый воздух. Осторожно закрываю за собой дверцу и смотрю, как Зо уезжает в ночь. До чего же не прав я был с самого начала. Худшее, что могло случиться. И оно еще не закончилось.

Я не слишком хорошо понимаю, почему отчитываюсь перед Джаредом в каждой своей новой неудаче. Мне не становится лучше после наших чатов. Джаред имеет обыкновение подчеркивать мои ошибки, и они начинают казаться еще трагичнее, чем поначалу.

Но сейчас, сидя на диване в темной гостиной, я чувствую себя таким потерянным. Джаред – единственный человек в целом мире, кто имеет хоть малейшее представление о ситуации, в которой я нахожусь. Я плыву в открытом космосе, а он – голос центра управления полетами в моем наушнике. Я могу не соглашаться с его тактикой, но без него есть такая вероятность, что я никогда не вернусь домой.

Быстро докладываю Джареду, как обстояло дело у Мерфи. И, как обычно, у меня не получается предугадать, на чем он сфокусируется.

Его родители думают, вы – любовники.

Ты понимаешь это, да?

Что? С какой стати они должны так думать?

Хмм. Вы были лучшими друзьями,

но он не разрешал тебе разговаривать с ним в школе?

А когда ты это сделал, отлупил тебя?

Именно так ведут себя

тайные любовники-геи в старших классах.

О Боже.

Я говорил тебе, что делать.

Что я сказал?

Кивай и поддакивай. И все.

Я пытался. Ты не понимаешь.

Все становится другим, когда они смотрят тебе в глаза.

Я разнервничался. И начал говорить,

а раз начал,

то не смог остановиться.

Они не хотели, чтобы я останавливался.

Это правда. Вряд ли я осознавал это тогда, но они будто помогали мне продолжать, заполняли пропуски, если я не знал, что сказать. Я не виню их. Конечно же. Я сам отвечаю за все, но по их взглядам было ясно: они хотели, чтобы я говорил дальше. Им было нужно это.