Сегодня я попытался посмотреть кино об Эдварде Сноудене, сделавшем служебное разоблачение, из-за чего ему пришлось покинуть Соединенные Штаты и попросить политического убежища за рубежом. Но я смотрел на этого парня, живущего в постоянном страхе, и мне становилось хуже.
Если бы только я мог с кем-нибудь поговорить. Я пребывал наедине со своими мыслями уже целых два дня. От доктора Шермана не дождешься ничего хорошего, и даже если бы мама вдруг оказалась дома, я не стал бы доверяться ей. Я мысленно прошелся по (очень короткому) списку людей, к которым мог бы обратиться в случае необходимости. И остановился на одном только имени. Джаред Клайнман может смеяться над Холокостом, но его положительная сторона заключается в том, что тебе, по крайней мере, не приходится гадать о его чувствах. Мне не повредит доза его нефильтрованной честности. Я написал ему и объяснил, что произошло у нас с Коннором.
Письмо самому себе?
Что за дерьмо?
Имеет отношение к сексу?
Никакого секса.
Это было домашнее задание.
По какому предмету?
По дополнительному.
А я-то тут при чем?
Я не знаю, с кем еще поговорить.
Ты – мой единственный друг семьи.
О боже.
Не знаю, что делать.
Он украл мое письмо
И два дня не появляется в школе.
Это дурное предзнаменование для тебя.
И Зо тоже.
???
Что он собирается сделать с письмом?
Кто его знает?
Коннор – совершенно безбашенный.
Помнишь второй класс?
Он швырнул принтер в миссис Г.
Потому что его не поставили первым в шеренге.
Я забыл об этом.
Не хочу, чтобы он показывал
кому-нибудь письмо.
Думаешь, покажет?
Он разрушит твою жизнь с его помощью.
Я бы обязательно это сделал.
Да, если подумать, я, наверно, все-таки предпочитаю фильтрованную честность.
Перед тем как Коннор прочитал мое письмо, у нас с ним был вполне корректный разговор. Казалось, он огорчен тем, что толкнул меня днем раньше. Я хочу сказать, он не обязан был подходить ко мне и отдавать письмо. Или писать свое имя на гипсе. Все было в общем-то классно.
На экране появляется фотография, присланная Джаредом: роскошная, тощая, как бритва, девица прислонилась к кирпичной стене, на один глаз падают растрепанные ветром волосы, она вызывающе смотрит прямо в объектив.
Кто это?
Израильская цыпочка, о которой я тебе говорил.
Я с ней замутил.
Единственный раз я видел, чтобы девушка так придерживала край юбки, на рекламе одежды. Он, должно быть, взял это фото из какого-то каталога или еще откуда.
Красивая. Почти как модель.
Да, она подрабатывает моделью.
Определенно лучше, чем все лето
тусоваться с деревьями.
Кому придет в голову быть лесником?
Стажером лесника.
Еще хуже.
Мне предложила это школьный психолог. Ну, мы с ней в прошлом году разрабатывали план моего поступления в колледж, и она дала мне список летних занятий, которые будут хорошо смотреться в заявлении. И вообще, стажер лесника – это, как я решил, единственное подходящее для меня дело.
Когда я рассказал об этом доктору Шерману, он отреагировал не так, как я надеялся. Его обеспокоило, что я возьмусь за старое – буду убегать от мира вместо того, чтобы вливаться в него. Я признался, что одна из причин, по которой я остановился на таком занятии, – возможность быть наедине с природой. В итоге оказалось, работа заключается не только в этом, но доктор Шерман был прав. Лето вне моей обычной жизни способствовало стрессовому состоянию, наступившему, когда мне пришлось вернуться к ней. К середине августа я начал впадать в панику из-за того, что лето кончается и близится новый учебный год.
Я понял также, что если я избегаю людей, то моя тревога не становится слабее. В лесу мне опять-таки приходилось жить с самим собой.
Захлопываю ноутбук и снова вижу имя Коннора на гипсе. Он издевается надо мной издалека. Пытаюсь соскрести буквы с гипса ногтями. Совершенно бесполезное занятие.
Подхожу к окну. На улице совсем темно. Большей частью я всегда предпочитаю дню ночь. Ночью хорошо укрыться у себя в доме. Днем же люди ожидают, что ты выберешься из него и будешь слоняться по разным местам. Тебя также может расстраивать то, что ты столько времени проводишь в помещении.
Но сейчас, когда я смотрю в темноту, мне неспокойно. Я замечаю какие-то непонятные очертания. Что это?
То, что я поначалу принял за куст, теперь напоминает фигуру. Она просто стоит и вроде как смотрит через окно прямо на меня. Выключаю лампу, чтобы разглядеть ее получше, но когда с колотящимся сердцем снова поворачиваюсь к окну, фигуры, если я видел именно ее, там больше нет. Совершенно исчезла из виду.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу