Александр Малюгин - Затмить Земфиру

Ну да, конечно! Я вспомнил, как ранним египетским утром, поглощая тигровые креветки, певунья выдала мне нечто метафорическое об авторских правах на собственную душу, мысли, чувства. Скаламбурила еще в том смысле, что на чужой территории допуск ко всему этому не воспрещен (изначально, впрочем, речь шла о теле, о сексе, но не суть важно). Так вот чего я боюсь! Что все наши прежние договоренности здесь, на «своей», по определению Мани, территории, будут признаны недействительными. Ведь на драгоценные душу, мысли, чувства (и на тело?) наложено теперь табу – ее «авторские права».

Почему нет? Она ведь у нас такая непредсказуемая!

– Да нет, Маня, деньги есть, – пробормотал я, и она, конечно, даже краем не уловила горячее дыхание хамсина (проще говоря, того, что творилось у меня в душе). – Просто не люблю ходить по магазинам.

– Так, может, уйдем?

– Нет-нет. Извини, я в норме.

– Смотри.

В каком-то голландском шопе мы зависли на целых полчаса. И только на двенадцатой маечке (от нечего делать считал) певунья остановилась. Ничего особенного: идеально-белая, с треугольным вырезом.

– Что же ты так долго выбирала?

Молча поцеловала в губы. Ну надо же! Непривычные нежности на «своей»-то территории.

– Вот ты сейчас как продюсер должен принять ответственное решение, – певунья сморщила утиный носик.

– А что? Хорошая майка, бери.

— Нет, мы должны купить сто таких маек.

– Сейчас?!

– Испугался? Потом, после. Для моего первого выступления в клубе.

– Зачем столько-то? И для кого?

– Мы наляпаем на груди трафарет – мой портрет с надписью: «Вы знаете эту девочку!»

– И что?

– И бесплатно раздадим майки в клубе после выступления.

– Бесплатно? Ты на цену этой маечки посмотри.

– Ой, не мелочись, продюсер! Зато прикинь, сколько народу будет рассекать по Москве с моим фейсом. Бесплатный пиар, между прочим. За тебя работу делаю, пресс-секретарь! Ну что, берем?

– Тут бы на запись твоих песен денег наскрести, – вырвалось у меня.

И весьма кстати вырвалось. Маня сообщила, что через неделю, а может, и раньше она едет в Уфу записываться.

– Мань, нет у меня сейчас штуки баксов.

– Я нашла.

— Что? Где?

– Настя дает.

– Какая Настя?

– Подружка, у которой я сегодня ночевала.

– Под проценты, что ли?

– Да нет, просто так. Ты не переживай, продюсер, за пару концертов отобьем. Твоя задача как раз будет – сделать эти концерты.

Ну загрузила! Я только и смог с улыбочкой брякнуть:

– «А компот?»

– В смысле?

– А свадьба когда, если ты через неделю уезжаешь?

Маня расхохоталась, и пойми тут – над цитатой или надо мной.

– Заявление до отъезда подадим, – вымолвила наконец. – А там все равно три месяца ждать. Так ведь?

– Так.

– Свадьба... Ты что, думаешь, у нас будет свадьба с фатой и дурой-куклой на «Волге»? Не... Это не из моей оперы.

– При чем здесь куклы! – возмутился я, но мне заметно, заметно полегчало.

Образно говоря, египетская слепота снова накрыла меня, как тех детей на каирском базаре.

После шопинга Маня решила ехать к Насте. Я не возражал. Во-первых, девушку еще преследовал запах Зверя. Во-вторых, до Уфы нужно было закончить с аранжировками. А в-третьих (певунья сказала это с хитрющей улыбочкой), хоть она и против фаты и рюшек, с молоком мамки впитала: до свадьбы с женихом ни-ни. Вот тут мы вместе от души посмеялись.

– Езжайте с богом! – напутствовал я церемонно, с тем же поцелуем в губы, с каким мы расстались в аэропорту.

Мне и самому следовало заняться делом. Кандидатуру героя-любовника без Мани, пожалуй, не придумать, зато можно наладить связи с клубами: певунья говорила о двух-трех концертах после Уфы.

Я сразу вспомнил о Кире Викулкине – в Москве не было мало-мальски известного заведения, где бы не выпивал мой должник. Позвонил. Сонным голосом Кирюша забил мне стрелку в казино на Новом Арбате – вечером там намечалась очередная попсовая толкотня.

В девять я надел модные тигровые брюки, красную рубашку и вызвал такси. Я был в легком подпитии, когда сунулся в раздвижные объятия казино, и охрана минут десять прикидывала, пускать ли меня внутрь. Но тут появился Викулкин и, божась, поручился за меня.

– Триста! – отплатил я ему традиционным приветствием.

Помня о долге, Кир виновато склонил голову, затем по-мироновски энергично тряхнул ею и рассыпался в комплиментах:

– Великолепные брюки! От Версаче? Дольче и Габбана?