Александр Григоров - Знать

- Добавьте в нее и меня. Форсаунд появился на свет чуть ли не в тот самый день, когда произошел сбой на спутнике. - Я делаю почтительный кивок. - В "Оупенинге" мне сказали, что сигнал получился странным - будто к двоичной системе добавили третье значение. Мне кажется, это и есть некая смысловая составляющая информации, без которой любой сигнал - набор ноликов и единичек. Поначалу я думал, дело в частоте полос шума, но факты говорят о качественной оценке информации. Комиссия, смотревшая на мой эксперимент, в первый раз почувствовала третью компоненту, а во второй - слушала обычный тюремный сленг. Тот же эффект наблюдаем и в речи Традито: молодые игроки с высокими зарплатами выступают за честь клуба. Амон Гридениз - блестящий математик-самоучка, орудующий хитроумными фокусами. В этом есть нечто... новое.

- Знания. - Продолжает мысль Ryoshik, который во время моих рассуждений перечитывает статьи в браузере. - Новые знания, вот что объединяет эти случаи. До знакомства с уголовниками вы, Огнен, наверняка не знали тех выражений, которыми они вас потрясли. Звезды футбола переходят из команды в команды, глядя исключительно на цифры в контракте, а не на историю клуба. Для них - когда заканчиваются деньги, заканчивается история. До Федели Традито они просто не представляли, что за ними - былая слава и люди, ее помнящие. Киприот - обычный картежник, возможно, шулер. Ну пусть фокусник. Пока вы не окажетесь по ту сторону занавески, его пассы будут неожиданными. Со мной - еще хуже. Я научился превращать знания в банальное рукомашество.

Получается стройно и внешне красиво. Снизошла благодать, каждый использует ее по усмотрению - молекулы рассматривает или гвозди забивает. Но благодать можно изучить - кто такая, откуда появилась, почему снизошла? Представляется сюжет - облепленный датчиками Иисус крутит педали велотренажера, а ученый в белом халате фиксирует результаты.

- Если так, - вмешивается Bronsky, - значит, третья составляющая - фундаментальная? Была, есть и будет? Как заряды элементарных частиц и магнитное поле?

- Если наша теория верна, то - да. - Polzun открывает аркадную игру. - Но много ли мы знали об электричестве и магнетизме, пока их чудесные свойства не открыл Майкл Фарадей?

- Тогда что подбросило в наш мир знание об информационном поле? - спрашиваю я.

Ryoshik отвлекается от планшета и смотрит на меня:

- То же, что подсказало Фарадею мысль о соединении электрического поля с магнитным. То же, что крутило Дмитрию Менделееву сны о периодической таблице. Оно же, думаю, шептало на уху Альберту Эйнштейну и Максу Планку.

- Метафизика какая-то, - буркнул профессор.

- Объясните ее с точки зрения здравого смысла, и она превратится в обычную физику. Исчезнет душевность замысла и таинственность десницы божьей, зато каждый ученик средней школы узнает формулу провидения.

Тонкий серп растущей луны и бесчисленные глаза звезд заглядывают в окно, желая поучаствовать в разговоре. Они-то прекрасно знают, откуда берутся идеи и замыслы. Могли бы рассказать многое, начиная с появления мира, заканчивая тем самым сигналом, о котором спорят трое в открытом окне второго этажа. Но месяц молчит, и звезды молчат, хотя крупицы их знания хватило бы человечеству на тысячелетия.

- С другой стороны, - не унимается Bronsky, - почему тогда Игорь потерял этот сигнал?

Ryoshik задумывается и печально смотрит в открытое окно. Я знаю, что он лишился силы во время заточения. Представляю, каково богу, который перестал творить чудеса, без которых иноки превращаются в атеистов. Остались преданные апостолы, они жгут костры под окнами.

Говорят, в каждом юмористическом шоу есть место лирическим отступлениям - для разрыва шаблона. Тревожный сигнал: кажется, я в теме.

- Сила никуда не делась, - отвечает после молчания Ryoshik. - Она перешла в иное качество. Будто раньше я топил деньгами печь, а сейчас готов купить на них нечто стоящее.

- Это даже не метафизика, - говорит профессор.

- Это жизнь, - завершаю я.

Если бы мы сидели не в одних трусах, разговор мог бы сойти за диспут серьезных людей.

На опушке леса, с тыльной стороны института происходило шевеление. Тьма двигалась в темноте - незаметная, скрытая подобием самой себя. Закрывала лицо балаклавой, натягивала капюшон, застегивала спортивную куртку и ступала кедами по избитым дорожкам.

- Ты проверь, млять, как все готовы, а то время, - прогнусавил кто-то с качели и выплюнул окурок.

- А ты хлебало завали, без сопливых гололед, - ответил Тоша Гвоздь, но телефон все-таки достал. - Але, пацаны, ну что вы там? Тогда выдвигаемся ровно в два. Не, делать ниче не надо. Не надо, сказал, просто окружаем и все. Ждем сигнала. Ты тупой, что ли. По бумажкам повторите слова. Та знаю я, как вы выучили, лохи. Будете там, как девочки мямлить. Ну давай, не мерзни.