Александр Григоров - Знать [СИ]

— Наука закончилась, Николай Вальтерович. Остается коммерция. Давайте скажем честно: что наш институт может предложить в качестве товара? Фундаментальные исследования? Теоретические расчеты? Гипотезы? Их на хлеб не намажешь и налоги ими не заплатишь. Даже если захотим сэкономить путем сокращения сотрудников, то, в первую очередь, уволим именно научный сектор. Потому что без исследовательского реактора институт работать может, а без бухгалтера — нет.

— Какой бред… — Бронский откинулся на спинку стула и потер виски. — В голове не укладывается. Институт ядерной физики — без ядерной физики.

— Почему же, — Варгашкин показал ладонью знак «стоп». — Вашу лабораторию мы оставим. Обязательно оставим. Занимайтесь своим тока… маком на здоровье.

«И никуда не лезьте», — про себя добавил профессор.

Ему предлагают взятку — возможность заниматься наукой в обмен на покладистость. Но разве можно назвать Физикой исследования в бильярдном зале или опыты на рулетке? Это все равно, что заниматься любовью на потолке. Глупо и чертовски неудобно. Впрочем, нынче такое время, не до любви.

— …или возьмем лабораторию проблем ядерной энергетики. — Пока директор размышлял, Варгашкин не унимался. — Там же полная стерильность! Да еще и на первом этаже. Лучшего места для аптеки не придумаешь!

— Mein Gott!

Призраки катастрофы окружили Бронского и тычут копьями со всех сторон. Хочется лечь на землю, закрыться руками и тихо погибнуть. Но за ним — огромный институт со славной историей. Полтысячи сотрудников, которые посвятили жизнь науке. Имеет ли право командир сдаваться в плен, если знает, что солдат ждет верная гибель? Или все не так страшно? Кандидаты наук и доктора в состоянии торговать лекарствами и запускать компьютерные игры. Тот же Стебня — прекрасный образец ученого будущего. Приспособятся, перетопчутся, освоятся. В конце концов, бильярд похож на прибор, в котором соударяются частицы.

Угадав колебания директора, Варгашкин пошел в атаку:

— Николай Вальтерович, дождемся лучших времен — вернемся к науке. Нам бы выжить. Если вы принципиально согласны, я подготовлю документы.

Из оцепления вырвался самый страшный призрак с липкими перепончатыми лапами. В одной он держал папку с документами и прикрывался ею, как щитом. В другой — сжимал огромную печать, которой размахивал, целясь в беззащитного профессора.

Бронский представил кипу бумаг, часы, проведенные в чтении, и ретировался с поля боя. В кабинете остался один Варгашкин.

— Куда вы?! Нужно решить…

Чудовища отстали от Бронского возле лифта. Сзади доносилось чавканье челюстей и звон оружейного металла, но рыцарь скакал в сторону лаборатории. Там его не достать.

Призраки повертелись возле канцелярии и спрятались в засаленные гроссбухи, грозя вернуться при первой возможности.

Меня зовут Мирослав Огнен, и мне протянул руку начальник департамента спецпроектов телеканала «Оупенинг» Браун Хартсон. Без эмоций предложил чай.

— Вам с сахаром?

— Упаси бог. Сахар убивает вкус.

— Как шум убивает слово? — Начальник подмигнул.

Дескать, знает, чем я занимаюсь.

— Попадаются слова, звучащие громче шума, — ответил я скороговоркой.

— В таком случае уверяю вас — чаю, который готовит моя помощница, сахар не помешает. И молоко тоже.

Девушка внесла поднос. Чай действительно оказался выше похвал. Все шло к тому, что меня ждут неприятные новости — зачем иначе ублажать подчиненного с утра пораньше?

В черном деловом костюме с тонкими белыми полосками Хартсон выглядел безупречно. Как, наверняка, и накануне вечером. Кажется, такие люди вообще не спят — всегда бодры и готовы к верным решениям. Это мне после вчерашнего звонка пришлось всю ночь мучиться в догадках — о чем пойдет разговор. Спецначальник знал о нем давно. Это меня с утра одолевали сомнения — ехать или нет. А он решительно чистил зубы после безупречного по калорийности завтрака. Это я засыпал за рулем по пути в Лондон, в то время как мистер Хартсон не спеша пробирался по столичным заторам. И все затем, чтобы убивать посетителей безупречностью — в одежде, поведении, интонациях.

— Не буду скрывать, мистер Огнен, выводы комиссии относительно боевой филологии нанесли урон не только вашей репутации. Они ударили по нашим рейтингам.

— А уровень комиссии вы под сомнение не ставите?

Хартсон цокнул языком и замахал руками в мою сторону.

— Не я — совет директоров. Мой удел — административная деятельность; в науке я, честно говоря, не дока. Спросили, кому я платил гонорары, пришлось ответить: тому самому Мирославу Огнену, который провалил эксперимент.