Вальтер Скотт - Жизнь Наполеона Бонапарта, императора французов. Часть четырнадцатая

Но хотя Наполеонъ такимъ образомъ и приводилъ государственную необходимость причиною поступковъ, иначе неизвинительныхъ, а онъ чаще того старался скрывать свои погрѣшности, отрицаясь отъ нихъ или оправдывая оныя доводами, не имѣющими никакого основанія. Привычка скрывать истину и выдумывать обманы такъ въ немъ усилилась, что даже духовное его завѣщаніе ознаменовано самыми грубыми чертами лживости. Онъ говоритъ въ своей духовной будто бы по признанію Герцога Ангенскаго, Графъ д'Артуа имѣлъ шестьдесятъ наемныхъ убійцъ, обязавшихся лишить его жизни; и что по сей причинѣ Герцогъ Ангенскій былъ осужденъ, приговоренъ къ смерти и казненъ. Въ сдѣланномъ Герцогу допросѣ нѣтъ такого признанія, но онъ напротивъ того заключаетъ въ себѣ рѣшительное отреченіе отъ столь ненавистнаго поклепа; и не было сдѣлано ни малѣйшаго покушенія, дабы противопоставить ему въ этомъ свидѣтелей. Онъ равномѣрно одарилъ въ своемъ завѣщаніи злодѣя, покушавшагося убить Герцога Веллингтона; ибо убійца сей, по его странному замѣчанію, имѣлъ такое же право умертвить его соперника и побѣдителя, какъ Англичане содержать его плѣнникомъ на островѣ Св. Елены. Эта статья въ духовной умирающаго человѣка поражаетъ, не только своею свирѣпостью, но и ложностью своего основанія. Наполеонъ выставилъ въ сравненіе два случая, которые въ слѣдствіе сего долженствовали быть, или оба справедливы, или оба неправедны. Если оба они неправедны, то зачѣмъ было ему награждать убійцу въ своемъ завѣщаніи? Если жъ оба справедливы, то зачѣмъ было жаловаться на то, что Англійское Правительство содержало его въ заключеніи на островѣ Св. Елены?

Но вообще въ жизни Наполеона, имъ самимъ написанной, обнаруживается желаніе раздѣлить родъ человѣческій на два разряда,-- на друзей его и на непріятелей, съ тѣмъ, чтобы первыхъ хвалить и оправдывать, а послѣднихъ унижать, бранить и осуждать, не заботясь о справедливости, правосудіи и основательности. Разительнымъ сему примѣромъ служитъ утвердительное его показаніе, будто бы сокровища, вывезенныя въ Апрѣлѣ 1814 года изъ Парижа и оставленныя въ Орлеанѣ, были захвачены и раздѣлены между Министрами Союзныхъ Державъ -- Талейраномъ, Метернихомъ, Гарденбергомъ и Кастельригомъ; и что въ захваченной тамъ казнѣ находилось приданое Императрицы Маріи Луизы. {Смотри Гласъ съ Острова Св. Елены Доктора О'Меры, который повидимому самъ удивленъ смѣлостью сей выдумки. Она еще болѣе кажется странною тѣмъ, что Наполеонъ въ своемъ завѣщаніи располагаетъ частью сей суммы, какъ будто бы она еще находилась въ рукахъ Маріи Луизы.} Если бъ эта сказка была справедлива, то она доставила бы Наполеону легчайшій способъ отмстить Лорду Кастельригу, объявивъ сію тайну Англійской публикѣ.

Не менѣе того замѣчательно, что Наполеонъ, будучи самъ воиномъ и воиномъ знаменитымъ, никогда не могъ воздать искренней хвалы войскамъ и вождямъ, успѣшно противъ него сражавшимся. Описывая свои побѣды, онъ часто хвалитъ мужество и дѣйствія побѣжденныхъ. Это есть не что иное, какъ новый, искусный способъ хвалить самого себя и свои войска, низложившія непріятеля. Но онъ никогда не приписывалъ никакого достоинства тѣмъ, коими онъ въ свою очередь былъ побѣжденъ. По его мнѣнію, Прусаки дрались хорошо только подъ Іеною, а Русскіе только подъ Аустерлицемъ. Всѣ же войска сихъ народовъ, коихъ онъ слишкомъ испыталъ на себѣ силу въ походахъ 18І2 и 1815 годовъ и предъ коими онъ съ такимъ урономъ отступилъ подъ Москвою и при Лейпцигѣ, были, по его выраженію, сволочь.

Равномѣрно, описывая дѣла, въ коихъ онъ восторжествовалъ, онъ не пропускаетъ хвалиться, подобно древнимъ Грекамъ (и, можетъ быть, весьма справедливо), что Фортуна нисколько въ томъ не участвовала) между тѣмъ какъ претерпѣнныя имъ пораженія вполнѣ и исключительно приписаны ярости стихій, степенію самыхъ необычайныхъ и неожиданныхъ обстоятельствъ, смерти котораго либо изъ его вождей или Маршаловъ, или наконецъ упорству непріятельскаго военачальника, который въ глупомъ своемъ ослѣпленія достигъ успѣха путемъ, долженствовавшимъ довести его до погибели.

Однимъ словомъ, во всемъ сочиненіи Наполеона, съ начала до конца, врядъ ли найдется его признаніе въ одной ошибкѣ или въ одномъ безразсудствѣ, кромѣ такихъ, которыя, происходя отъ слиткомъ большой увѣренности или великодушія, выставляются людьми въ похвалу себѣ, между тѣмъ, какъ повидимому, они отдаютъ ихъ на общій судъ. Если вѣрить словамъ его, то мы должны считать его существомъ совершеннымъ И безгрѣшнымъ. Если жъ нѣтъ, то онъ представляется человѣкомъ, который въ дѣлахъ, касающихся до его собственной славы, повѣствуетъ объ оныхъ безъ всякаго уваженія къ искренности и къ правдѣ.