Таковы были привычки Наполеона, я получивъ объ оныхъ однажды общее понятіе, на нихъ нечего долго останавливаться. Значительная чаешь времени, употребленная имъ на диктовку, одна только возбуждаетъ наше любопытство и желаніе узнать, какъ онъ могъ находить средство наполнять столь многія страницы и заниматься этимъ столь многіе часы. Отрывки о военныхъ дѣлахъ, которые по временамъ писали со словъ его Генералы Гурго и Монтолонъ, не довольно обширны для того, чтобы занять все, посвящаемое на диктовку время; и даже, прибавя къ тому всѣ книжки и сочиненія, вышедшія съ острова Св. Елены, мы должны предполагать -- или что существуютъ еще неизданныя рукописи, или что Наполеонъ сочинялъ медленно и затруднялся въ пріисканіи выраженія. Послѣдняя догадка кажется наиболѣе вѣроятною, ибо Французы въ особенности взыскательны на счетъ чистоты слога, и Наполеонъ, бывъ ихъ Императоромъ, не могъ не знать, что критики будутъ къ нему въ этомъ отношеніи безжалостны.
Признанныя имъ сочиненія, хотъ и составленныя изъ отрывковъ, въ военномъ отношеніи очень любопытны; и описанія Ишаліянскихъ походовъ заключаютъ въ себѣ много драгоцѣнныхъ уроковъ воинскаго искуства. Политическое ихъ достоинство не столь значительно. Гурго, кажется, справедливо оцѣнилъ оныя, когда, будучи спрошенъ Барономъ Штурмеромъ, пишетъ ли Наполеонъ свою Исторію, онъ отвѣтствовалъ. "Онъ пишетъ отрывки безъ связи, которыхъ никогда не кончитъ. Если жъ спросить у него, почему онъ не передаетъ Исторіи вполнѣ всѣ событія, то онъ отвѣтствуетъ, что лучше оставить кое что для отгадки, чѣмъ сказать слишкомъ много. Кажется также, что считая свое необычайное поприще еще неоконченнымъ, онъ не хочетъ обнаруживать планы, которые еще не исполнены и за которые онъ можетъ нѣкогда съ большимъ успѣхомъ взяться." Къ этимъ причинамъ пропусковъ и несовершенствъ его Исторіи должно прибавить опасность, которой вѣрный, искренній разсказъ его подвергъ бы многихъ людей, дѣйствовавшихъ въ происшествіяхъ, облекаемыхъ имъ завѣсою. Неоспоримо, что Наполеонъ изобразилъ своихъ непріятелей и въ особенности тѣхъ, которые были нѣкогда его соперниками, самыми черными красками, стараясь повидимому обвинить ихъ предъ существующими властями; по это же самое правило заставляло его щадить своихъ друзей, и не доставлять никакого оружія противъ тѣхъ, которые дѣйствовали въ его пользу, и никакого повода къ отнятію у нихъ возможности оказать ему дальнѣйшія услуги, если бъ положеніе ихъ то имъ дозволило.
Эти уважительныя причины остановили перо историка; и справедливо можно сказать, что ни одинъ человѣкъ, писавшій такъ много о своей жизни, составленной изъ столь необычайныхъ и важныхъ событій, не сказалъ такъ мало о самомъ себѣ, кромѣ извѣстнаго уже изъ другихъ источниковъ. Но подарокъ сей тѣмъ не менѣе драгоцѣненъ; ибо иногда изъ того, что умолчано, столько же можно извлечь свѣдѣніи, сколько изъ показаній того, который желаетъ быть своимъ дѣеписателемъ; и защита или оправданіе событій достопримѣчательной жизни, хотя и пристрастно описанной, можетъ быть болѣе обнаруживаетъ читателю, чѣмъ искреннее сознаніе въ ошибкахъ и заблужденіяхъ, столь рѣдко дѣлаемое людьми, которые сами пишутъ свою исторію.
Записки Наполеона и спорныя статьи его противъ Сира Гудзона Лоу, кажется, составляли главнѣйшее его занятіе во время пребыванія на островѣ Св. Елены и, повидимому, единственную его забаву. Нельзя было ожидать, чтобы больной и несчастный, онъ сталъ заниматься науками даже и тогда, если бъ первоначальное образованіе доставило ему болѣе къ тому способовъ. Надобно вспомнить, что онъ воспитанъ въ Бріенской Военной Школѣ, гдѣ онъ точно обнаружилъ большую склонность къ наукамъ. Но изученіе Математики и Алгебры столь скоро было примѣнено имъ къ военному дѣлу, что сомнительно, чтобы въ немъ осталась охота разбирать отвлеченныя истины. Практическіе выводы столь долго были цѣлью его изысканій, что онъ пересталъ заниматься теоріею, не имѣя болѣе въ виду осадъ, многосложныхъ движеніи и великихъ военныхъ цѣлей, т. е. когда все дѣло оканчивалось и начиналось однимъ только разрѣшеніемъ какой либо задачи.
Что Наполеонъ имѣлъ врожденную склонность къ Литературѣ, сіе неоспоримо; но время никогда не дозволяло ему заняться ею и усовершенствовать вкусъ свой и сужденія на счетъ сего предмета. Въ одобреніи, данномъ ему въ 1783 году для поступленія въ Парижскую Военную Школу, сказано, что онъ порядочно знаетъ Исторію и Географію, по не далекъ въ прочихъ отрасляхъ образованія и особенно въ Латинскомъ языкѣ. Семнадцати лѣтъ онъ пріѣхалъ въ Ла Ферскій полкъ, и лишился всякой возможности довершить свое образованіе. Онъ однако жъ много читалъ, но подобно всѣмъ молодымъ людямъ, безъ выбора и больше для забавы, чѣмъ для наученія. Прежде чѣмъ онъ достигъ того возраста, когда молодой человѣкъ съ такими, какъ онъ способностями и въ особенности одаренный такою необычайною памятью, обыкновенно старается расположить и привесть въ порядокъ въ умѣ своемъ свѣдѣнія, почерпнутыя имъ изъ разнообразнаго чтенія,-- мятежи въ Корсикѣ, а въ слѣдъ за тѣмъ осада Тулона, перенесли его на поприще воины и политическихъ дѣлъ, сдѣлавшихся его сферою до самой той эпохи, до которой мы теперь достигли.
Читать дальше