Вальтер Скотт - Жизнь Наполеона Бонапарта, императора французов. Часть четырнадцатая

Мнѣніе доктора Арнотта подтверждается тѣмъ, что изъ многочисленнаго Наполеонова дома, состоявшаго почти изъ пятидесяти человѣкъ, со включеніемъ Англійскихъ служителей, только одинъ умеръ въ продолженіе пяти-лѣтняго пребыванія на островѣ; и этотъ человѣкъ (дворецкій Чипріани) получилъ похитившую его болѣзнь, родъ чахотки, еще до отъѣзда своего изъ Европы.

Докторъ Арноттъ, которому мы очень вѣримъ, какъ по славѣ, имъ заслуженной, такъ и по удобству, которое онъ имѣлъ все въ точности изслѣдовать, говоритъ, что нарывъ или ракъ въ желудкѣ, есть болѣзнь скрытная, коей признаки подобны признакамъ прочихъ недуговъ сей же части тѣла; однако жъ онъ уже ранѣе заключилъ, что какое нибудь разстройство произошло въ брюшной полости особенно узнавъ, что отецъ больнаго умеръ отъ рака въ желудкѣ. Онъ заключилъ, какъ уже сказано, что зародышъ недуга существовалъ съ 18И года, когда больной началъ чувствовать боли въ желудкѣ, тошноту и позывъ на рвоту, особенно послѣ принятія пищи; каковые признаки съ сего времени уже его не покидали, но постепенно усиливались до самаго дня его смерти.

Слѣдовательно съ этой поры Наполеонъ находился въ положеніи, которое, судя по его великимъ подвигамъ и высокому нѣкогда его жребію -- заслуживало состраданіе даже самыхъ злѣйшихъ его непріятелей и участіе всѣхъ людей, расположенныхъ воспользоваться нравственнымъ урокомъ наивеличайшихъ человѣческихъ превратностей, какой когда либо представляла намъ Исторія, и мы нисколько не сомнѣваемся, что эти чувства произвели бы со временемъ большое ослабленіе строгости, съ которою былъ содержимъ узникъ, а можетъ быть, и совершенное его освобожденіе. Но для достиженія сего, Наполеону слѣдовало, находясь въ заключеніи, совсѣмъ иначе вести себя. Во-первыхъ, дабы пріобрѣсть состраданіе и уваженіе, на которыя имѣетъ право страждущій, ему слѣдовало допустить къ себѣ врачей, коихъ свидѣтельство признали бы совершенно безпристрастнымъ. Это не могло произойти чрезъ Доктора О'Меру, который находился въ службѣ у Наполеона, пользовался его довѣріемъ, и состоялъ въ самыхъ дурныхъ отношеніяхъ съ Губернаторомъ; и Наполеонъ, рѣшительно отвергая всѣ другія пособія, тѣмъ только подтверждалъ мысль, хотя и несправедливую, что онъ притворялся больнымъ или хотѣлъ воспользоваться легкими признаками недуга, дабы принудить Губернатора къ ослабленію надъ нимъ надзора. Нельзя также было предполагать, чтобы показаніе Доктора Аншомархи, находившагося въ совершенной зависимости у Наполеона, могло внушишь болѣе довѣренности, не будучи подкрѣплено другимъ постороннимъ и достаточнымъ врачебнымъ свидѣтельствомъ.

Во - вторыхъ, должно вспомнить, что коренною причиною заключенія Наполеона была несовмѣстность свободы его со спокойствіемъ Европы. Дабы доказать сему противное, бывшему Императору слѣдовало бы изъявить желаніе удалиться навсегда отъ политическихъ дѣдъ и обеспечнть чѣмъ нибудь рѣшительность свою оставишь и навѣки забыть честолюбивые замыслы, которые столь долго тревожили Европу. Тогда,-- можетъ быть,-- состраданіе и удивленіе къ великимъ его талантамъ подвигли бы Европейскія Державы повѣрить этой рѣшительности человѣка, въ коемъ лѣта, недуги и страданіе, казалось, возбуждали желаніе провести остальные дни свои въ спокойномъ уединеніи которое послужило бы вѣрнымъ залогомъ его миролюбивыхъ намѣреній. Но онъ былъ очень далекъ отъ подобныхъ мыслей, и все исходящее съ острова Св. Елены очевидно показывало, что бывшій Императоръ питаетъ всѣ свои прежніе замыслы и одобряетъ всѣ прежніе свои поступки. Онъ не хотѣлъ, дабы свѣтъ думалъ, что честолюбіе его угасло и притязанія на царство оставлены. Напротивъ того, всѣ его усилія и сочиненія, въ коихъ обнаруживался духъ его, клонились къ тому, дабы доказать, если возможно, что онъ никогда не былъ виновенъ своимъ честолюбіемъ -- что притязанія его на царство основаны на правахъ народныхъ и справедливыхъ -- что онъ прежде имѣлъ на нихъ право -- и что, обладая еще и теперь онымъ, расположенъ былъ его поддерживать Онъ хотѣлъ показать свѣту, что онъ нисколько не перемѣнился; что онъ не стыдился своихъ замысловъ и отъ нихъ не отказывался; но что, возвратясь въ Европу, онъ сдѣлался бы опять во всѣхъ отношеніяхъ тѣмъ же самымъ человѣкомъ, съ тѣми же притязаніями и дѣятельностью, какъ въ то время, когда онъ присталъ къ берегу въ Каннѣ, дабы завоевать Французскую Имперію.

Неизбѣжнымъ слѣдствіемъ такого поведенія было, что всѣ полагавшіе сначала необходимымъ ограничишь его свободу (какъ думала большая часть Европы), утвердились въ мысли, что причины, требовавшія сего ограниченія, продолжали еще существовать. Мы неохотно прибѣгаемъ опять къ употребленному уже нами сравненію заключеннаго льва; но вѣроятно, что если бъ царь звѣрей, о выпущеніи коего просилъ Донъ Кихотъ, вмѣсто того, чтобы показать себя кроткимъ и миролюбивымъ, началъ бы ревѣть, прыгать и грызть запоры своей клѣтки, то сомнительно, чтобы и самъ Великій Исправитель Злоупотребленій сталъ ходатайствовать о его освобожденіи.