Бенджамин Кункель - Лекарство от нерешительности

Прости, что так получилось. Я правда раскаиваюсь. Я знаю, ты и поездку-то затеял отчасти — или от целого? — потому, что по неизвестным мне причинам хотел, чтобы лекарство подействовало именно в Эквадоре. (Придется тебе рассказать, как оно было там, да еще с Наташей. У меня все одно к одному — и без изменений. Штудирую закон подлости.)

Возможно, ты стал подумывать о самоубийстве потому, что ждал Эффекта, а его не последовало. Мне очень жаль. Могу организовать для тебя официальный курс лечения, когда приедешь. Кстати, когда ты приедешь?

Слегка беспокоящийся о тебе,

Дэн.

P.S. Надеюсь, на почве плацебо ты не открыл у себя гомосексуальные наклонности?

Я написал Дэну, что жив, здоров и по-прежнему гетеросексуален, только слегка заинтригован, и крутнулся в кресле.

— On у va? [60] Пойдем? ( фр.) — сказала Бриджид.

Она закончила с письмами и успела рассчитаться со служащим е-mailярии. Я поднялся и смерил его взглядом. Сутулый, похож на вечного студента, щеки впалые, губы тонкие, в глазах ожидание нездешней любви, и волосы уже заранее отпущены и зачесаны назад.

— Cuanto? [61] Сколько? (исп.) — спросил я и вручил ему пачку захватанных и мягких, как застиранная майка, однодолларовых купюр. Со сдачей в кулаке я вышел на улицу.

Через дорогу простиралась городская площадь, пустая и с удручающе сухим фонтаном посередине. Бриджид взяла меня за руку и стала спрашивать, что случилось. Старик в соломенной шляпе и засаленном пиджаке уселся на скамейку и принялся, ковыряя в зубах, смотреть на нас — потому что больше смотреть ему (и вообще) было абсолютно не на что.

— Бриджид, ты знаешь, что такое плацебо?

— Знаю: это нейтральная субстанция, которую под видом лекарства дают группе добровольцев для чистоты эксперимента.

Я кивнул.

— А зачем тебе? Двайт, у тебя что-то случилось?

— Ровным счетом ничего. — По глазам Бриджид я понял, что она поверила. — Все в ажуре.

В бутике на Элизабет-стрит мы присмотрели для Бриджид жиденькое летнее платье, намекавшее на ее сочувствие движению хиппи, но не выпячивающее этот факт, и одновременно развеивающее впечатление о Бриджид как о синем чулке демократического социализма. Я протянул кассирше карту «Visa», а Бриджид сказал:

— Вроде сшито не в сыром тайваньском подвале в четвертую смену. Тогда бы оно раз в десять дешевле стоило. Как думаешь?

— Двайт, таки сразу видно, что ты эти деньги не своим горбом заработал. — Дэн, околачивающийся рядом, округлил свои кошачьи глаза.

— Видишь ли, мне кажется, что посредством долгов по кредиткам я сближусь с неплатежеспособными народами третьих стран, не говоря уже о доверчивых американских потребителях. И потом, я хочу блеснуть на вечере встречи. Покажусь с шикарно одетой красавицей-невестой, на новой шикарной машине… — Машину мы, разумеется, позаимствовали у папы.

— Ну-ну. Выходит, в Эквадоре тебя постиг кризис среднего возраста… Двайт, разуй глаза — люди так больше не поступают. Сейчас неактуально лететь в Латинскую Америку, принимать психоделики и под лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» изливать сексуальную энергию на прелестную социалистку. Извини. — Последнее слово Дэн адресовал Бриджид. Затем продолжил проповедь: — Сейчас — это тебе не тридцать пять лет назад.

— Мы не отступим до их полной капитуляции, — заверил я.

— До чьей полной капитуляции?

— Их. Плохих парней. Смотри, разве не странно, что неолибералы и неоконсерваторы — одни и те же лица? Спорим, ты об этом не знал! По-моему, настало время разобраться с терминологией.

— И не говори. Начать рекомендую со слова «социализм».

— Двайт, — вмешалась Бриджид, — объяснил мне свою концепцию. Он одевается в старые футболки и рваные шорты, тем самым сообщая окружающим, что я люблю его за его персональный магнетизм. Потому что он разгильдяй и социалист.

— Это я научил ее слову «разгильдяй», — похвастался я.

Мы отрывались все утро. Скачали через мобильник «Лучшие хиты «Air Supply»», и я уже предвкушал, как стану изгаляться на аллее кампуса школы Святого Иеронима и орать «Солнечный день — это повод для секса…», а Бриджид будет подтягивать припев своим приятным меццо-сопрано. Пока же я прикалывался над полицейскими. За окнами белой папиной «ауди» Коннектикут сменился Массачусетсом, а затем Нью-Гэмпширом — по обеим сторонам дороги впечатляюще высились голые гранитные глыбы.

— Бриджид, меня, возможно, попросят сказать речь. — Я переключил скорость. — А я не знаю, что говорить. Какие у тебя соображения?