Ульяна Колесова - Колдун

— Наши блюда иногда преподносят сюрпризы. Но, прошу заметить, всегда приятные.

— Но… как же так получается? Ведь эту бусину я потеряла сегодня, совсем недавно, не больше четверти часа назад, а тесто для пирожных вы, думаю, замесили ещё вчера!

— Ах, сударыня! Время — субстанция непостижимая. Его вполне можно запустить задом наперёд, а то и вовсе вывернуть наизнанку. Уж вам ли этого не знать? Ведь вы умеете легко удлинять своё время, укорачивая чужое.

— Откуда вам это известно? Кто вы такой? — спросила Агриппина. Ладони её вспотели, она почувствовала тяжесть и жар на затылке, как будто на него надавила чья-то невидимая тяжелая рука.

— Меня зовут Павлом, — жарко шепнул в самое ухо странный официант. — Я твой следующий муж.

Только теперь Агриппина как следует рассмотрела мужчину. Выше среднего роста, с прямой спиной и плавными движениями рук, что делало его похожим на танцора, мужчина был одет в застёгнутый до горла темно-лиловый короткий сюртук с позолоченными пуговицами и бархатные штаны, заправленные в высокие сверкающие сапоги. Агриппина задержала взгляд на стройных длинных ногах, затем подняла его чуть выше, и нечаянно прикусила губу. Ни один из Агриппининых мужей не обладал столь совершенными ягодицами!

Шею Павла с заметно выступающим адамовым яблоком, украшала атласная лента и брошь в виде золотой рыбы. Бледное лицо выглядело бы болезненным, если бы не живой острый взгляд разномастных глаз.

Правый глаз Павла был молочно-серым, а взгляд его — холодным и пронизывающим, как февральский ветер. Левый переливался горячим золотом и согревал душу. Агриппине пришло в голову, что теперь сны её будут то полными райского блаженства, то леденяще-жуткими, в зависимости от того, с какой стороны от Павла она ляжет в постель. Женщина не сомневалась, что это произойдёт не далее, как сегодня вечером, потому что она уже влюблена по уши, и ждать дольше было бы невыносимой пыткой.

Не отрывая от Павла взгляда, она доела пирожное, залпом выпила мадеру и бросив на медное блюдо несколько монет и карточку со своим новым адресом, удалилась. Агриппина пересекла площадь, считая шаги, и вошла в гостиницу. Шестьдесят восемь шагов. Тридцать четыре секунды.

— Вам письмо, сударыня! Консьерж протянул ей желтый конверт с монограммой, изображавшей рыбу.

«Сегодня вечером за тобой приедет экипаж. Твой Павел».

«Похоже, что время теперь будет течь в двух противоположных направлениях одновременно», — подумала женщина.

— С тех пор, как я встретила тебя сегодня утром, твои волосы отросли на два фута, — заметила Агриппина, когда Павел помог ей выйти из коляски и проводил в дом из серебристого камня. Чёрные, закрученные в тугие веревки на африканский манер волосы Павла спускались теперь ниже его умопомрачительных ягодиц.

Минуя коридор и просторную богатую гостиную, Павел провёл Агриппину прямо в спальню, где был накрыт стол и уже разобрана огромная кровать. Рядом с ней разинул горящую пасть камин, выложенный в виде головы льва.

Слюна Павла имела привкус миндаля, поэтому все блюда, которые успела попробовать Агриппина, были похожими на то круглое утреннее пирожное. Объятия и ласки её новоиспеченного мужа были такими, словно у него было не две, а четыре руки, а когда он вошел в неё, Агриппина почувствовала, что в её теле выросло гибкое дерево, протянувшее ветви по венам и даже по самым мелким сосудам. Ни разуму, ни душе не осталось места в теле женщины, и выскочив, они унеслись куда-то в космос…

После трёх полетов во вселенную и обратно, душа Агриппины запросила пощады. Смилостивившись, Павел позволил жене задремать, укрывшись его волосами.

— Они мягче и теплее верблюжьего одеяла, — пробормотала она.

Павел поцеловал Агриппину в ухо и шепнул:

— Я знаю, что ты ведьма. Также мне ведомо, что ты искусна в вязании. Но я всё равно согласен взять тебя в жены, потому, что ты никогда не найдёшь той пряжи, из которой можно сплести мою смерть.

Уснувшая было Агриппина, открыла глаза. Павел смотрел на неё своим правым глазом, в котором совсем не отражалась его улыбка. Это выглядело так, будто лицо его было наспех составлено их половинок двух разных лиц. Агриппину рассердило это несоответствие.

— Все мы смертны, а раз так, для каждого найдётся подходящая пряжа, — буркнула она. Павел расхохотался и снова склонился к уху жены.

— Ладно уж, скажу тебе по секрету, — обведя острым языком её ушную раковину, продолжил он, — Чтобы связать мою смерть, тебе понадобилось бы сперва собрать всё мое время, затем спрясть из него нить длиною в тысячи лет, и только потом приступать к вязанию. Но ты не успеешь собрать моё время, потому что твоё собственное — намного короче.