Гейл Форман - Я сбилась с пути [litres]

Он так устал.

«Ты почти у цели, приятель».

– Я не понимаю, – сквозь слезы непрерывно повторяет Амми.

И это плохо. Но когда Абу с восходящей интонацией говорит: «Ты нас обманул?», словно это вопрос, словно он не верит, что Харун на такое способен, его сердце разбивается раз и навсегда.

– Я не хотел, – шепчет Харун. – Не хотел всего этого… – Он показывает на стол. – Я пытался защитить вас.

– Защитить от чего? – спрашивает Абу. И когда он оберегающе обнимает Амми, Харун понимает, что от него.

– От этого.

Натаниэль хватает рюкзак. Содержимое вываливается. Он оставляет все лежать на полу, кроме одной толстой книги, ее поднимает и несется к двери.

– Натаниэль! – зовет его Фрейя. – Подожди!

Но он не слышит. Тупо пробегает мимо с широко открытыми глазами и ничего не видящим взглядом.

– Натаниэль! – кричит Фрейя. – Посмотри на меня.

Он не смотрит. Не видит ее.

Фрейя ловит его за руку. Но он так резко вырывается, что она во второй раз за день теряет равновесие. Только в этот раз Натаниэль не смягчает ее падение.

Харун обозревает обломки своей семьи. Амми побежала наверх, Халима и Абу за ней. Саиф злорадствует. Абдулла не смотрит на него. И вот перед ним Фрейя и Натаниэль, которые угрожают сокрушить его. До этого момента Харун думал, ничто не может быть ужаснее взгляда, с которым Джеймс обозвал его трусом и сказал «Убирайся из моей жизни». Но взгляд Натаниэля, когда он выбегает из столовой и толкает Фрейю на пол – это куда хуже.

Кто, если не трус, втянет незнакомцев в такую грязную историю? Кто, если не трус, посчитает, что поступить вот так – правильно?

Знаете поговорку про лягушку? Если бросить лягушку в кипящую воду, она сразу же выпрыгнет, но если положить ее в холодную и постепенно нагревать, то она сварится?

Однажды папа решил повторить эксперимент – хотел проверить, правда ли это. Поймал в реке лягушку, положил в кастрюлю с водой и включил слабый огонь. После чего стоял над конфоркой и разговаривал с лягушкой. Он был уверен, что она выпрыгнет, когда вода станет слишком теплой, но она покорно наворачивала круги.

Когда лягушка перестала плавать, папа достал ее из воды и выпустил на улицу, но она уже была мертва. Он, казалось, удивился, что убил ее. Вода еще не закипела, просто стала очень горячей. Он стал тихим и задумчивым, на несколько часов закрылся в комнате. А когда вышел, выглядел грустным. «Я не хотел», – прошептал он.

Я понял, что сам был лягушкой в кастрюле. У меня было полно времени, чтобы понять это, но все случилось за последние две недели, тогда я сварился.

Может, две недели не так много, но попробуйте провести их дома в одиночестве. В полном одиночестве. Ни телевизора. Ни телефонных звонков. Ни визитов почтальона. Ничего.

Я провел.

Я думал, что мир погиб.

Так и было.

Я ждал, что кто-то придет, позвонит.

Этого не произошло.

На улице беспощадно лил дождь. По-библейски. Мне казалось, если продолжит лить, весь дом смоет, унесет под землю, не оставив следов существования. Только лес. И лягушки.

Может, так и должно было случиться.

За несколько лет до этого папа смотрел документальный фильм про Судный день и превратился в специалиста по выживанию – готовил дом для любого вида катастрофы. Заказал кучу сушеных продуктов, бутылей воды, консервированных фруктов и соков, батончиков, бочек с арахисовым маслом. «Этого хватит нам на месяц», – сказал он твердо.

Я думал, это его обычная импульсивность. Думал, это же папа. Думал, еда десятками лет будет собирать пыль в нашем подвале. Но никогда не думал, что съем ее.

Но это так. Я жил на этих запасах две недели. И не уверен, что выжил.

Две недели в доме в одиночестве. Это повлияло на человека. Все эти годы в доме в одиночестве с моим папой. Это тоже повлияло на человека.

Я понял это, пока бродил по пустому дому и ждал, что кто-то позвонит, придет, произнесет мое имя.

Никто не объявился. Да и зачем? Я уже умер.

Дождь продолжал лить, телефон и дверной звонок продолжали молчать, а я рылся в папиных вещах. Без него, кто объяснил бы все происходящее в контексте, заставил думать, что если это не нормально, то типично, или просто без папы, я понял, что вода уже какое-то время кипела.

Под его кроватью я нашел коробку со стабилизаторами настроения, таблетками, на принятии которых настояла мама, если после смерти Мэри он хотел сохранить полную опеку, таблетками, которые я каждый месяц забирал в аптеке в городе, таблетками, для проглатывания которых я каждый вечер перед сном наливал стакан воды. Он копил их. И, судя по всему, годами.