Александра Ронис - Тот, для кого живу [СИ]

В висках застучало. Щеку обожгло воспоминание о тяжёлой руке Демидова, однажды залепившего ей пощечину за похожие посиделки у Маринки на кухне. Хотя тогда она только смаковала вино, пока остальные цедили алкоголь покрепче. Ну и курила, баловалась. Уже за одно это ей прилетело от него. А что было бы сейчас? Разве ей поверят, что она не пила? Тот же Саша?

Воронов уже давно ей что-то выговаривал, но Ксения, погруженная в свои непрошенные, печальные мысли, его не слышала. К тому же мешали тяжесть в голове и муторная тошнота, отступившие, однако, перед одним-единственным словом, отозвавшимся в душе тревожной болью.

Опека.

Что-то в этом слове было не так. Что-то колючее, острое, опасное. Что-то обманчивое, звучащее по-доброму. Что-то, насчёт чего предупреждал ее Влад. Причем давно.

– Что? – непонимающе переспросила Ксения, все-таки осмелившись встретиться взглядом с Вороновым.

– Теперь жди в гости социальные службы, – немного повысил голос мужчина, стараясь, чтобы при этом он не звучал слишком агрессивно. – Погуляла ты, я скажу, на славу, – он вздохнул, осуждающе цокнул языком и продолжил: – Когда в себя водяру заливала, чем думала, а?

– Я не пила, – хотела она объяснить, но скептически полезшие вверх брови, да едкая ухмылка в уголках его губ, просто сорвали ее слова с языка и рассеяли где-то в воздухе.

– Ага, невиноватая я, он сам пришел, – ухмыльнулся мужчина, а Ксения не нашла что возразить. Ей почудился какой-то скрытый смысл, завуалированный намек в его словах, но сейчас Вороновские недоговоренности были неважны. – Не поинтересуешься, где сын? – вдруг сменил тему Саша, и она поняла, что вопрос был задан неспроста. Даже головная боль отступила на второй план.

– У Веры Григорьевны, – ожидая подвоха, произнесла несмело, а пальцы вцепились в колени, обтянутые джинсой.

– Его там нет, – уверенно, словно отрезал, заявил Саша.

– А где он? – спросила с замирающим от страха сердцем. Не спросила, прошептала.

– Его полиция забрала. Потому что он был без присмотра. Один.

– Он был не один! – вскричала Ксения. И откуда только силы взялись? И голос прорезался. – Он был с соседкой!

– Он был… без… родительского… присмотра, – с нажимом отчеканил Воронов. – Этого достаточно, чтобы изъять ребенка из семьи и поставить вопрос о лишении прав на него!

– Но так нельзя! – едва не заплакала девушка. Она ни на секунду не усомнилась в словах опера. Раз он так говорит, значит, так оно и есть. Подобными вещами не шутят. – Саша, – она потянулась к нему, неосознанно желая сократить между ними расстояние, преодолеть холодную пропасть равнодушия.

– А как можно?! – строгим взглядом припечатал ее к дивану мужчина. – Можно бросать грудного ребенка и идти развлекаться на полную катушку, позабыв обо всем на свете?!

– Саша! – заплакала Ксюша, больше не смея сделать даже движения в его сторону. Только душа и сердце устремились к нему навстречу в немой мольбе. – Пожалуйста! – она уже почти ничего не видела из-за застилавших глаза слез. – Ну ты же можешь что-то сделать!

– Я не знаю, – развел он руками. – Вся информация сейчас идёт централизованно и фиксируется ещё на стадии вызова, – он знал, что она все равно ничего не поймет, поэтому продолжал нагнетать. – Завтра утром, – тут он бросил взгляд на запястье и исправился: – Сегодня утром, а точнее, через каких-нибудь три часа, когда сотрудники органов опеки придут на рабочее место, у них на столе уже будет лежать бумажка о том, что по такому-то адресу был найден ребенок, чья мать в пьяном виде была доставлена в такой-то отдел. И они обязаны на этот сигнал отреагировать соответствующим образом.

Девушка затаила дыхание, следила за каждым его словом, боясь пропустить пусть крошечный, но намек на надежду.

– Ксюш, опека мне не подчиняется, – произнес он с долей сурового сочувствия в голосе, – и если им что-то не понравится, если все зайдет слишком далеко, я мало что смогу сделать, – замялся на секунду, но добавил: – Хорошо, если опеку над Денисом передадут мне, а не кому-либо ещё. Или вообще его в дом ребенка не отправят.

– Выпей, – Воронов протянул девушке, забравшейся с ногами на диван и уткнувшейся носом в кожаную спинку, неизвестно какую по счету кружку с зелёным чаем. – Пей, пей, давай, – несмотря на ее скривившееся от недовольства лицо, всучил ей в руки бокал и кивком головы указал на дверь: – А потом сцеживаться иди.

Ксения с отвращением, через силу, влила в себя прозрачную желтоватую жидкость. Уже тошнило от того количества чая, сколько она выпила под бдительным оком опера. Хотелось спать, головная боль давила на виски, от влажной на груди кофточки было дискомфортно. Усугубляло все и чувство вины. Как она покажется на глаза Юле, после того как та полночи успокаивала Дениса и кормила его собственным молоком? Ксюша уже знала, что сын ночью закатил концерт, не давая спать домочадцам Воронова, но почему-то и домой Саша не торопился ее везти.