Александра Ронис - Тот, для кого живу [СИ]

– Воды! Принесите воды! – проорали над ухом, и в рот полилась вода. Горькая, огненная, сжигающая дыхание.

Ксения фыркнула, попыталась увернуться от ядовитого потока, заливающего нос и рот, но у нее не получилось. Кто-то с силой приподнял ей подбородок и, обездвижив руки, начал вливать гадко-пахнущую жидкость в рот.

Она глотала и глотала, уже ничего не соображая. Пришла в себя, только когда бокал больно звякнул о зубы от несильного удара.

– Вы, что, совсем?! – гневно возмутился кто-то, и огненный поток иссяк. – Это же водка! Не вода!

– Как водка? – недоверчиво удивились в ответ.

– Это я сливала водку, чтобы не пить. Два бокала слила.

Сознание Ксении начало затуманиваться, и больше она ничего не смогла разобрать. Даже пронзительный и требовательный звонок в дверь казался ненастоящим, а лишь болезненным мгновением в воспаленном мозгу.

Субботний вечер не предвещал никаких потрясений, и Воронов наслаждался отдыхом в кругу семьи, предвкушая не менее приятную ночь в объятиях жены после того, как дети заснут. В кои-то веки можно было расслабиться, позволить себе забыть о времени и никуда не торопиться. Любоваться красавицей-женой и снова и снова ласкать ее, получая не менее горячие ласки взамен. Однако неожиданный звонок из отдела от дежурившего в эту ночь Димы мгновенно спутал все романтичные планы супругам, не позволив им насладиться обществом друг друга.

– Сань, тут такое дело, – приглушенный голос опера был еле слышен на фоне легко узнаваемого шума – возмущенные пьяные вопли очередных посетителей обезьянника. – ППС-ы наши на вызов смотались – молодежь бухала, драку учинили. Кого смогли, доставили к нам, – тут он замялся.– И…

– Что «и»? – не выдержал Воронов. – Кто-то «особенный» отличился?

Вариантов было немного: какая-либо известная персона, зарвавшиеся отпрыски влиятельных или просто богатых родителей, считающие, что им по праву рождения или чему-либо ещё позволено многое, на крайний случай кто-то из «своих», перебравший с отдыхом и засветившийся на публике.

– Н-нет… То есть да, – последовал непонятный ответ таким тоном, словно к ним в отдел загремел президент Российской Федерации.

– Поточнее можно? – начал терять терпение Саша.

– В общем, среди задержанных Ксения, – выпалил одним махом Дима, не видя, но все же представляя себе, как удивлённо поползли вверх брови начальника. – И она пьяная. Вдрызг.

– Чё за…? – первой реакцией Воронова было желание обматерить подчинённого за столь неудачную шутку, но он сумел сдержаться. Возможно, если бы не Юля, сидящая на пуфике тут же в спальне и расчесывающая волосы перед зеркалом, он бы высказался от души. – Какая Ксения? – произнес голосом, не предвещающим ничего хорошего.

– Какая… Демидова, – буркнул опер. – Влада… Ксения.

Воронов даже привстал с кровати, на которую уже успел прилечь в предвкушении отдыха. Привстал и замер на одном месте, будучи не в состоянии пошевелиться.

– Пьяная? – переспросил, наверное, слишком громко. Рука жены повисла в воздухе, ее глаза застыли на его лице. Новость была слишком шокирующей. Эти два слова не могли иметь между собой ничего общего. Но и врать его опер не стал бы, поэтому Саша собрал воедино все разрозненные мысли, подкидывающие ему причины столь вопиющего события одна хлеще другой, постарался мыслить здраво. Наконец, на поверхность всплыла одна, самая важная мысль, которую он незамедлительно озвучил: – Ребенок где?

– Не с ней, – поспешил успокоить его Дима.

– А где? – отчего-то зашипел Воронов. В голове такое не укладывалось – молодая мамаша пьянствует, а ребенок неизвестно где. – Что она говорит? – в голосе начали прорываться агрессивные нотки.

– Она ничего не говорит. Она невменяемая. Совсем, – от этих слов у Саши волосы зашевелились на голове. – Сначала ревела как ненормальная, потом ее рвало, а сейчас она спит. У нас в оперской.

– Сейчас буду, – бросил в трубку Воронов и кинулся поспешно одеваться. Ну Ксения! Во даёт!

Юля проводила его тревожным взглядом, но вопросы задавать не стала. Видела, каким взвинченным он ушел. На мгновение допустив, что услышанное правда, она не могла не посочувствовать обоим. Мужу – за то, что переживал не самые приятные эмоции по вине девчонки, Ксении – за то, что как минимум ей предстоял трудный разговор с ним. Сердце сжалось в болезненном предчувствии. Юля подошла к окну, наблюдая за порывистыми, нервными движениями Саши, благо, двор хорошо освещался, и мысленно себя успокоила – Саша знает, что делает.