Анатолий Ткаченко - Воитель

Эх, Аверьян, жизни человеческие неисповедимы, как и пути Господни! Можешь ли ты себе представить, что Константин Серафимович Ерин, этот дедок с обликом мастерового, был известным лектором краевого общества «Знание»? Ну, удивился? Слушай дальше. Знание, как известно, могучая сила, и отправился Константин Ерин с этой силой в свою очередную командировку — читать лекции о международном положении. Переезжает себе из одного населенного пункта в другой, рассказывает трудящимся про ядерное оружие, фантазирует на любимую тему — выживет ли человечество после атомной войны (такая уж у него была стержневая тема), почитывает по утрам газетки, слушает радио — и все расширяет, развивает содержание своих лекций. Бывало, так распалит публику — женщины всхлипывают, проклинают международный империализм, мужчины американскому президенту письмо собираются писать, а Константин Ерин идет в местный ресторан, выпивает рюмку коньяку, ужинает неспешно и устраивается в гостинице на заслуженный отдых.

Понемногу он углубился в таежную периферию, пошли малые села, затем и вовсе поселения… И как, когда он потерял сон — точно не помнит: кошмары стали видеться, кровавые взрывы грибовидные, смерчи, сметенные города, отравленные пространства, фантомасы какие-то империалистические, а то и совсем абсурдное: голеньким детишкам впрыскивают термоядерный синтез, они мгновенно превращаются в жидкую радиоактивную плазму… Или это: уродцы человеческие, с двумя лысыми головками, четырьмя когтистыми конечностями — люди, значит, такими стали после атомной войны, мутировались, приспособились к иным условиям жизни на планете, которая вроде бы тоже облысела, смотрится огромным голым черепом, и он, Константин Ерин, уцепившись за каменную вершину Эльбруса (почему Эльбруса?), держится из последних сил: Земля потеряла притяжение, под ним зияет космос, он единственный нормальный человек… Единственный принялся вымогать в местных больницах снотворное, требовать наркотических уколов, однако все это мало успокаивало его.

Случалось, и при свете дня кошмары столь реально воображались ему, что он вдруг выкрикивал на лекциях: «Тревога! Всем прятаться в погреба, бункеры, ямы! Ждать особых распоряжений для эвакуации детей, женщин, стариков! Не пить, не есть, не дышать… без респираторов! Мужчин прошу задержаться на срочное совещание!» Люди вскакивали со смехом, разбегались, принимая команды лектора за противоатомную тренировку. А сам Ерин несколько минут стоял решительный, бледный, о чем-то мучительно думая и смахивая платком обильный пот со лба.

Страшась этих видений, он все дальше уходил в таежную необжитость. У него давно истек срок командировки, его разыскивало общество «Знание», рассылая телеграммы по всем населенным пунктам края. Он уже не оформляет после лекции путевки, кончились таковые, у него не было денег, и он просил в счет бесплатной лекции накормить его, устроить переночевать. Говорят, будто он до того опростился, что ходил по дворам с сумой, принимал подаяния только хлебом, желающим рассказывал о скорой атомной войне — пугал своими кошмарами, но этому я не очень верю, людям свойственно домысливать, преувеличивать. Сам же он лишь виновато улыбается или отходит в сторонку (как вот сейчас): мол, думайте что хотите, это не обижает меня.

Хорошо помню день, когда Ерин пришел в наше Село. Была зима. По реке ходили санные обозы. К одному из обозов он и пристал. Шел пешком километров триста, в шубенке дырявой, в валенках с чужой ноги, подморозил лицо и пальцы рук в худых перчатках. Я тогда еще главврачом работал, почти насильно привел его в больницу, уложил на лечение. Из нашего сельсовета сообщили в край, что нашелся лектор Константин Серафимович Ерин. Оттуда было приказано — немедленно явиться по месту жительства и работы.

Но Ерин, выздоровев, отказался вернуться: «Той жизни — конец, не понял я ее. Останусь у вас. А прогоните, уйду в другой таежный поселок». Мы не прогнали. Он попросился в плотники — когда-то, до института, учился в строительном ФЗО, — с женой заочно развелся, детей у них не было.

Долго Ерин жил одиноко, потом приехала к нам с Брянщины тихая, невидная, этакий «серый воробушек», женщина (из неудачниц, едущих за своей судьбой в любую тмутаракань), они сошлись, Ерин и она, будучи уже немолодыми, и удивили все наше сельское общество: породили ребенка. Девочке теперь уже лет десять — любимое дитя у полюбовно нашедших друг дружку родителей.