Она еще раз повторила:
– Адрес я тебе дала, смотри не потеряй. Ты ведь приедешь ко мне, правда?
– А что мне там делать?
Я сгорал от желания услышать в ответ: «Жить со мной, спать в моей постели, заниматься со мной любовью, никогда со мной не расставаться» или какую-нибудь другую ерунду в этом роде.
Она сказала:
– Ну, не знаю… Дописывать роман?
Слишком поздно было признаваться в том, что я ввел ее в заблуждение: так пусть хотя бы запомнит меня как начинающего писателя.
И я ответил:
– Почему бы и нет?
Она направилась на паспортный контроль, а я смотрел ей вслед, пока она не исчезла из виду. Я простоял на этом месте еще несколько минут, опустошенный, как черная дыра, потом пошел на станцию метро, стараясь шагать помедленнее на случай, если она, охваченная раскаянием, вдруг вернется, чтобы броситься в мои объятия, как обычно бывает в романтических комедиях. Этого не случилось. А если бы случилось, я бы очень удивился.
Ну что же, мне оставалось жить меньше тридцати месяцев, и я знал, что проживу их в одиночестве, как носок без пары в огромном ящике, битком набитом парными носками.
Я стоял в толпе на платформе и ждал поезда, чувствуя колючий комок в горле и кинжал в сердце.
Когда подошел поезд и двери открылись, я рухнул на откидное сиденье и, прикрыв лицо сжатыми кулаками, не смог сдержать слез – при полном безразличии окружающих. Ведь это был я, а не Жасмин. Пролей я хоть море слез, никто бы этого не заметил, всем было плевать.
Вдруг мне на плечо легла чья-то тяжелая рука. Я поднял голову. Рядом со мной сидел и озабоченно смотрел на меня краснолицый мужчина лет пятидесяти. Похоже, почувствовал ко мне сострадание.
Тихим, грустным голосом, в котором уже заранее звучала нотка благодарности, я пробормотал:
– Да? Что?
Он молча указал на пол вагона. Вид у него при этом был строгий, как будто он хотел сказать: «Держись, мой мальчик, нельзя так раскисать, что бы ни произошло, жизнь продолжается».
Я молча смотрел на него, и тогда он произнес какие-то слова. Я их не расслышал, потому что поезд въезжал под своды Северного вокзала.
И повторил:
– Да? Что?
Он сказал то же самое, но громче:
– Вы не могли бы убрать ногу с моего пальто?
«Непруха» – «Счастье»: 1:0.
Последнюю ночь перед отъездом Жасмин провела у меня. Когда я вернулся, в спальне, кухне и ванной еще витал запах ее духов.
Следовало бы запретить духи. Или запретить людям бросать друг друга. Либо одно, либо другое.
Вчера я привез домой ее подарок, мерзкую коричневую шляпу в прозрачной упаковке. Подарок смотрел на меня с дивана и ухмылялся. У меня не хватило духу ни содрать пленку, ни тем более выбросить шляпу. И я засунул ее на дно коробки, в которой у меня хранились старые игровые приставки и диски с играми.
Я сказал себе, что в любом событии надо находить не только плохое, но и хорошее и что мне повезло: наконец-то я испытал настоящие муки любви.
Я посмотрел в окно.
Поскольку я жил на втором этаже, вид из окна открывался не слишком обширный.
Сердечное горе и халва с фисташками
После отъезда Жасмин я прошел все стадии, обычные для состояния покинутого любовника. Как известно каждому, стадии эти следующие:
– Неприятие. (Этого не может быть, она уехала не насовсем, она меня не бросила, она скоро вернется, она не могла так поступить, мое
, мое
, моя
.)
– Гнев. (Этого не может быть, она уехала не насовсем, она меня не бросила, лучше бы ей вернуться, она не могла так поступить со МНОЙ! Подлая тварь, дрянь, мразь…)
– Сомнение и раскаяние. (Если бы я сказал это, если бы я сделал то, если бы я усаживался на скамейку и плакал вместе с ней, если бы носил ее шляпы хотя нет, ни за что, – если бы я стал сценаристом, если бы я был на высоте, если бы я сбросил пять кило, если бы я был высокий блондин, если бы я был энергичным, если бы я учил английский, если бы я был не я…) – Депрессия. (Все нормально, так и должно было случиться, это чудо, что она вообще была в моей жизни, я не мог ее удержать, какая девушка – даже если у нее мозги набекрень – способна влюбиться в жалкого типа вроде меня, неудачника, лузера, ничтожество…)
Приятие. (Ну да, так уж вышло, она меня бросила, вот и все, можно считать, я примирился с этим, теперь я одинок, как смотритель на маяке, и буду одиноким до последнего дня своей жизни, осталось уже недолго, надо просто потерпеть.)
Читать дальше