Манон обняла отца и села за руль. Он наклонился к ней:
– Я уверен, что это дело рук твоего органиста.
– Что «это»?
– Ты отлично знаешь, о чем я говорю. Мне надо знать, как ты с ним познакомилась.
– Не выдумывай глупости! Он гулял вчера в парке, вот мы и познакомились. В короткой беседе он сообщил, что играет на фортепьяно. Я случайно увидела его сегодня утром, узнав как раз перед этим, что мы остались без музыканта. Он как истинный джентльмен согласился оказать мне эту неоценимую услугу. А то, что произошло, – оплошность криворукого сотрудника, случайность, больше ничего.
– Что делал этот джентльмен в парке два дня подряд?
– Ты серьезно считаешь, что только ты кого-то потерял? Наверное, ты прав, он прилетел из Парижа именно с целью вскрыть мамину урну.
– Как это – из Парижа? – встрепенулся Бартель.
– Он француз. Я могу ехать?
Манон помахала отцу, подняла стекло и уехала.
Бартель проводил взглядом «приус».
Вернувшись в дом, он убрал урну Камиллы в библиотечный шкаф, включил сигнализацию и отправился на боковую.
Раймон бодрствовал перед телевизором в гостиной. Тома́ дремал в спальне.
По каналу Showtime показывали сериал «Рэй Донован».
– «Рэй» звучит неплохо, как ты считаешь?! – воскликнул Раймон, пытаясь произнести «р» на английский манер.
– Ты это о чем? – сонно отозвался его сын.
– «Рэй» звучит гораздо моложе, чем «Раймон». Ты только вслушайся: «Хотите вина, Рэй?» Шикарно, да? – радовался он.
– Кстати, сколько тебе лет? – крикнул из спальни Тома́.
– У меня для тебя хорошая новость: я человек без возраста.
Тома́ сел в кровати. Отец пытался отвлечься, но он, его сын, знал, что к чему. Даже если им удалось завладеть его урной, их путешествие кончится неудачей.
Он бесшумно встал, на цыпочках добрался до своего ноутбука и обнаружил письмо, только что присланное Манон:
Дорогой Тома́,
вернувшись домой, я включила компьютер, чтобы разобрать накопившуюся за последние дни рабочую почту. Не помню, говорила ли вам, что у меня книжный магазинчик на Гири-стрит, небольшой, но я очень к нему привязана. Я никак не могла сосредоточиться, вот и позволила себе провести поиск в интернете. Знаю, это очень бестактно, но, что поделать, такие наступили времена. Я ввела ваше имя, слово «пианист», «Франция» – и узнала, кто вы такой. Увидев вас на сцене, я поняла, какой подарок вы мне сегодня преподнесли. Сколько зрителей собралось в зале в Стокгольме, чтобы вас послушать? Тысяча, две? Может быть, даже больше.
Мне стало очень неудобно, что я принудила вас играть для полусотни людей, да еще в мавзолее!
Вы ничего не попросили, ничего не ждали взамен. А ведь я – чужой вам человек, а наша программа очень далека от вашего репертуара.
Я должна была вам написать, должна была вас поблагодарить и, главное, сказать, что никогда не забуду того, что вы для меня сделали.
Я люблю общество книг и ни за что на свете не сменила бы занятие, но то, что я увидела в ваших глазах, когда вы играли, – это что-то уникальное, я не могла вам не позавидовать.
Если я когда-нибудь побываю во Франции, то обязательно приду вас послушать. Догадываюсь, что на гастролях перед вами мелькает столько лиц, что вы неизбежно меня забудете, но я напомню вам день похорон моей матери, когда вы, не зная этого, вернули надежду незнакомке.
Спасибо, что вы там были и проявили столько великодушия.
Манон
Тома́ дважды перечитал письмо, прежде чем на него ответить.
Дорогая Манон,
я не бескорыстен, вы ошибались, когда писали.
Вы для меня не незнакомка, тем более не чужая. Правду очень трудно произнести. Есть ли у меня право приоткрыть для вас хотя бы ее часть?
Мой отец и ваша мать страстно любили друг друга на протяжении более двадцати лет – безмолвно, на расстоянии, уважая обязательства, навязанные эпохой. Я узнал об этом недавно, знакомясь с последней волей моего отца.
Я вам солгал. Я не случайно забрел в этот парк. Моей целью было конфисковать вашу мать прямо в день ее похорон, чтобы исполнить их волю быть навсегда соединенными.
Хотелось бы мне найти слова, которые оправдывали бы мои поступки, но таких не существует.
Вы не должны меня благодарить, это я должен просить у вас прощения.
Знайте только, что мною руководила любовь к отцу и что ради вечности можно и солгать.
Простите меня.
Тома́
Телевизор внезапно стих. Тома́ поспешно захлопнул ноутбук, не успев отправить свое письмо, спрятал его под перину и зарылся головой в подушку.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу