Марк Леви - Влюбленный призрак

– Понятно, – сказала Лорэн. – Зачем арендовать? Артур может его вам одолжить. Вы примерно одинакового роста. У него их много, некоторые он вообще не носит. Идемте.

Артур, работавший за кульманом – он был архитектором, – при появлении жены и Тома́ привстал. Пока Лорэн рылась в гардеробе мужа, Тома́ смущенно улыбался.

– Я бы предложила вам синий, хотя к случаю больше подходит черный. – Она протянула ему костюм. – Что-нибудь еще?

– Может быть, галстук? – пролепетал Тома́, не поднимая глаз.

– Галстук… – повторила она, возвращаясь к шкафу.

Артур с любопытством наблюдал за происходящим.

– Какой у вас размер обуви? Если хотите, я могу одолжить вам пару мокасин.

– Хочу. Сорок четвертый. Мой отец терпеть не может спортивную обувь.

– Ваш отец тоже здесь?

– Это так, к слову, мой отец давно умер.

– Пойду за мокасинами, – насмешливо сказал Артур жене, выбиравшей для Тома́ галстук.

Получив от супругов все необходимое, Тома́ вернул им ключи от машины.

– Я оказался прав? – спросил его Артур. – Вид вас не разочаровал?

– Такой красоты я не ожидал.

Тома́ рассыпался в благодарностях и на цыпочках ретировался.

– Оригинальный у нас постоялец, – прошептала Лорэн после его ухода.

– Зато симпатичный, – сказал Артур. – Но да, странноватый.

– Провести одиннадцать часов в воздухе ради участия в похоронах – и не захватить с собой костюма!

– Он один там, внизу?

– Приехал, во всяком случае, один, а что?

– Снизу иногда доносится его голос.

– Он разговаривает сам с собой. Со мной это постоянно случается в отделении неотложной помощи. Невозможно сдержаться, когда не открывается упаковка компрессов или не раскладываются носилки.

– Ты у меня малость тронутая, не все же такие, – сказал Артур, обнимая жену. – Ну а он… Наверное, мне показалось.

– Что тебе показалось?

– Мне почудилась вокруг него какая-то аура.

Лорэн уже выходила, но эти слова мужа ее остановили.

– В каком смысле «аура»?

– Сам не знаю. Почему ты так на меня смотришь?

– Просто так.

Она закрыла за собой дверь.

– Значит, проблема устранена, – сказал Раймон со вздохом искреннего облегчения.

– Все, наряжаюсь в пингвина, и отправляемся в траурный зал. Какой адрес? – спросил Тома́.

– Точно не знаю, – ответил Раймон. – Но дорогу укажу.

– Каким образом?

– По запаху, – был небрежный ответ.

Объяснять что-либо Раймон категорически отказался, сославшись на боязнь подвергнуться каре за выдачу секретов, которых живым знать не полагалось. Правда, он пообещал уточнения по мере приближения к месту назначения.

– Ты наорал на меня за то, что я забыл в Париже галстук, а сам, оказывается, не знаешь, где пройдет церемония! – возмутился Тома́.

– Там зелено, – беззаботно молвил Раймон.

– Ты принюхиваешься?

– Стараюсь сосредоточиться, а ты мне мешаешь.

– Зелено… – фыркнул Тома́. – Еще бы ты ориентировался по туману.

– Перестань меня отвлекать! Очень зелено и очень пышно. Я не удивлен, что ее муж выбрал такое место.

– Какое место? Не хочешь – не отвечай, не отвлекайся.

– Вижу мрамор, позолоту, большой купол, уйму психов, как в шикарном доме престарелых.

– Кладбище, что ли?

– Нет, не кладбище. Не могу описать, никогда не видел ничего подобного.

Тома́ схватил смартфон, поискал и показал отцу экран.

– Что-то в этом роде?

На экране красовалось изображение колумбария Сан-Франциско.

– Да, оно самое! Я нашел! – обрадовался Раймон.

– Ты нашел?

– Уверяю тебя, Тома́, в твоем возрасте такая обидчивость производит странное впечатление.

– Лорейн-корт, один. Это адрес. Можешь не благодарить.

– Огромное спасибо. Доволен?

Тома́ перелистывал на телефоне фотографии, чтобы удостовериться, что место выбрано правильно. Больше всего его удивили размеры объекта. Раймон не ошибся: траурный зал находился посреди пышного парка, усеянного помпезными зданиями, самое внушительное из которых напоминало парижский Дом инвалидов.

– Ну и размах! Как я найду Камиллу среди всех этих людей?

– Каких людей?

– Это очень странно, здесь не кладбище, а людей все равно куча.

Тома́ провел по экрану пальцем и остановился на удивившей его фотографии. Во флигелях по разные стороны от купола было множество залов, стены которых представляли собой густые застекленные соты. В каждом алькове красовалась одна или несколько урн в окружении каких-то безделушек, личных вещей, фотографий в рамках. Каждая такая ниша рассказывала историю жизни.