Игорь Савельев - Лицей 2018. Второй выпуск [антология]

— Да нет, не стоит, шесть баллов, — сказал Гремио, мигом слазив в айфон.

Олега это слегка восхитило. Настолько не вязалась хипстерская яблочная проворность с обликом ряженого в шапке-кубанке, красных шароварах, в гимнастерке, до пупа увешанной какими-то казачьими, а то и вовсе придуманными орденами. Можно сказать, в Олеге впервые проснулся профессиональный интерес. Только что они — и интерес, и сам Олег (почти) — дремали, когда час вымучивали нудное студийное интервью. Великий и ужасный Гремио перед камерой не то что терялся, но нудел, просил переписать, а начинал снова с бессмысленной отглаголицы, с выпученными глазами. Все это было скучно. Заподозрить в нем иную форму жизни, хотя бы по бесовскому айфону с уклоном в розоватую бронзу, — уже не скучно.

— А мне давно было интересно с вами пообщаться, — соврал Олег, когда отъехали и на первой же улице встали в пробку (Хижняков мрачно торжествовал).

Гремио молчал. Разумеется, ответных комплиментов не дождешься: Олег ведь человек без лица.

— Это правда, что ваша настоящая фамилия Валиуллин и вы бывший офицер ФСБ?

— Не думал, что такое уважаемое издание повторяет уличные сплетни, — парировал ряженый.

— Ну, это спорный вопрос.

— Что?

— Корректно ли называть телевидение изданием. — Олег обезоруживающе улыбнулся и дальше сохранял ласковую улыбку, хотя всякий журналистский интерес, мелькнувший было, у него пропал.

Его не удивляло даже то, что эту уличную сплетню — действительно ведь «страшную тайну» не проблема разыскать в сети — черным по белому пропечатали в той объективке, которую принес чуть ли не сам Гремио. То есть понятно, что в XXI веке можно (и нужно) обходиться без такой фельдъегерской макулатуры, но Олег все же посмеялся над этими официально пропечатанными тайнами мадридского двора: «По другим сведениям — Валиуллин».

Обидевшись, всю дорогу Гремио демонстрировал, что страшно озабочен и занят, тыкал в экран и постоянно звонил «своим» (у него был длинный ноготь на мизинце — нечто то ли оккультное, то ли гитарное, но это только усиливало Олегову неприязнь). «Свои», кажется, нервничали. Да, спектакль уже начинался, все пошло немножко не по плану и не по графику — а меньше надо было выделываться в студии. Впрочем, на «Файле» вечный бардак с графиками, но мерзкому гостю это, конечно, знать не обязательно.

И уж конечно, они постояли во всех обещанных пробках. Хижняков значительно молчал.

Говорят, когда арестантов возят на суд по Москве, это реальная проблема: ну, там, шесть часов в пробках, жара, туалет в автозаке (то есть его отсутствие), то-се. Без воды. Говорят, это специально применяют к самым именитым, в-прошлом-влиятельным, чтобы сразу сломить. Вчера ты матом министров крыл, сегодня — СИЗО и не позвонить никому, завтра — ты униженно ссышься в раскаленной консервной банке на Ленинградке на глазах у конвоя. Люкс. То есть специально выбирают такое время… Это к тому, что по сравнению с этим часик с Гремио лицом к лицу (Хижняков, собака, ведь и радио не включал) — санаторий, и Олега давно не парила такая ерунда, как «напряженное молчание». Он отвечал на него рассеянной полуулыбкой и ничего не значащим взглядом сквозь. Гремио же, похоже, это нервировало.

— А вы что же, работаете на теме культуры? — раз запальчиво спросил он, видимо каким-то боком (и, как ему казалось, саркастически) возвращаясь к теме биографии. Типа ответный удар.

— Мы на «Файле» все универсалы в плане направлений и тем, — отвечал Олег с кротостью сектанта.

— Но вы хорошо в этом разбираетесь?

— Не настолько хорошо, как вы.

В молчании они прибыли на место. Им открыли шлагбаум. В облупленной подворотне, где о театре не напоминало ничего, кроме, может, извращенно-изящной пепельницы-плевательницы на мощной ноге, файловский автобус окружили несколько темных личностей.

— Все нормально, это наши друзья, — сострил Олег.

Гремио с ним даже не попрощался. Он свирепо рявкнул на подручных, когда те выгружали его мешки. Да, его гребаный реквизит тоже пришлось таскать на студию.

— Между прочим, катафалки положено каждую ночь обрабатывать хлоркой, — заключил Хижняков, глядя им вслед, и сплюнул. — По часу.

— Бога ради. Не начинай.

— Серьезно. Есть такой ГОСТ.

— Ага. А кто называл машину шмаровозкой? И радостно ржал: ах, гостьи передачи забыли под сиденьем свои трусики… Валер, поживее, мы реально опаздываем.

Их с оператором пропустили со служебного входа, как и было оговорено. Причем начальник охраны хлопотал и лебезил так, будто это маски-шоу уже пришли. В богато украшенном фойе — люстры, мрамор, портреты артистов и пара подгулявших в буфете эстетствующих пенсионерок — Олегу пришлось понервничать и самому. Он вызвонил профессора только с пятой попытки. От этого «эксперта» он с самого начала не ждал ничего хорошего: бывают же люди, которым, может, и не девяносто, но девяносто в душе. Они не умеют читать и писать эсэмэс, не умеют выключить звук телефона, который разрывается стандартной, на две ноты, трелью в самый неподходящий момент — например, во время съемки, — а выключив, не умеют включить.