Игорь Савельев - Лицей 2018. Второй выпуск [антология]

если бы не она,
стройно оголена,
ты бы ушел отсюда.
это не слабина,
а ко всему остуда.

но отвезут в уют,
вколют, вотрут, вольют,
крови возьмут бесплатно.
может быть, не убьют,
а не убьют — и ладно.

не оглядывайся назад
не засматривайся вперед
небеса остаются — над
разверзаются бездны — под

потому что любовь и смерть
потому что вино и яд
потому что ты прожил треть
а на сто уже виноват

сдается квартира в подвале,
мы в этой квартире бывали —
бессонница и полумрак,
печурка согреет едва ли,
она для сжиганья бумаг.

а нас не объяла остуда,
и мы не спешили отсюда,
из бедности, из-за стола,
но вырвалась речь из-под спуда
и в печке остыла зола.

и вот мы стоим на пороге,
в прологе, потом в эпилоге
чадит и коптит потолок.
и что остается в итоге?
продрогла? я тоже продрог.

широка страна моя родная
а другая также широка
и по этой и по той рыдая
протекает хищная река

на ее брегах резвятся дети
подступая к пепельной воде
и приходят звери на рассвете
к лопухам и прочей лебеде

и на склоне что лежит полого
злой писака вечно в стороне
пишет что-то вроде эпилога
или некролога о стране

была дешевой, стала дорогой,
но тайной, тайной быть не перестала,
а мы уже в нигде одной ногой,
другой ногой коснулись пьедестала.

и посередке держим эту склянь,
и по селедке продолжаем страсти.
кого просить «спаси и устакань»,
когда сорокаградусное в пасти?

наступит день (известный поворот),
расслышится гитары переборчик,
и кто-то наши строчки переврет,
и стопочку глотнет, и помидорчик.

громкоговоритель тишины,
извини, что я тебя не слышу,
я и сам вещаю со стены,
не хотел, но занял эту нишу.

двое пьяных, ангел и монтер,
привинтили и ушли куда-то.
если б руки — тут же распростер,
не Христос, но тоже жутковато.

можно все, и за спиной стена,
где двукрылый? где монтер-хранитель?
и какая, к черту, тишина?
больше шуму, тихоговоритель!

звонил отец, и я базлал с отцом.
не думаю, чтоб он бухал спецом,
а просто — отчуждение, усталость,
оглох на ухо и болит нога,
зарплаты не осталось нифига,
а сыну ни за что тогда досталось.

достались избиения, детдом,
и он оттуда выбрался с трудом,
поступку было место и проступку,
и вырос он писатель и гордец.
об этом, правда, думал не отец,
а думал я, когда повесил трубку.

пока мой город изнывает от
политики, жары, литературы,
пока еще не кончился завод
у сердца и другой аппаратуры,

пока мы говорим друг другу «ты»
и в транспорте отдавливаем ноги,
пока у дня хватает долготы
и времени — у нас — на диалоги,

пока добры, безумны, влюблены
и быть свободным позволяет смета,
попробуем еще и без войны —
а вдруг у нас получится и это.