Игорь Савельев - Лицей 2018. Второй выпуск [антология]

Никогда не спать — не единственное отличие этой формы жизни — Шереметьево. Здесь все другое. На подъездах к империи, когда пассажир уже выдыхает — теперь точно не опоздал, — и над всем этим горит красная звезда аэроэкспресса, шофер обычно уточняет: вам вниз или вверх? Внизу, кажется, зона прилета, наверху — вылета, но плетения дорог усложняются, обретя еще одно измерение. Уже устремившись вверх, еще обычно уточняют, международный или внутренний рейс, чтобы сэкономить пассажиру километр пути по терминалу.

Господин в глухом черном пальто кивнул водителю Uber Black, забрал с заднего сиденья саквояж, позволил просветить саквояж, задержался у расписания, потом — у близлежащей кофейной стойки. Он явно никуда не торопился. Из грандиозного D, который, чувствуется, немного все же сморило, господин шел пустыми коридорами в меньший, преимущественно «европейский» терминал Е. Девушка на стойке «бизнеса» с чувством сказала:

— Счастливого пути, Аркадий Леонидович!

Он кивнул и улыбнулся.

Было видно, что он устал.

На паспортном контроле пограничник тоже узнал его, но никаких любезностей уже не было.

— Сейчас, — сказал он и снова долго рылся в базе. — Сейчас.

Потом он куда-то звонил, но ему не отвечали.

Коноевский уже все в общих чертах понял и продолжал стоять с учтивой полуулыбкой.

Пограничник ушел, пришел.

— Есть небольшая формальность, вам придется подождать, — сказал он напряженно. Кажется, новичок.

Коноевский сделал несколько пассов руками. Он вытягивал губы, артикулировал, старался, чтобы человек понял его вопрос.

Но вместо этого салабон совсем запаниковал.

Он снова начал названивать, уже, видимо, в другое место, где ему сразу ответили.

— У нас есть кто-нибудь, кто может глухонемому объяснить?!

Невозмутимый Коноевский достал листок, на котором было написано: «Я понимаю вас. Я слышу, но не говорю».

Полуобморочный погранец отвел его коридорами-коридорами, поминутно отпирая что-то бейджем (он налегал на приемные устройства всей грудью), в кабинет, похожий на декорацию к полицейским детективам восьмидесятых — царство белого, жалюзи и люминесцентных ламп, — и смылся. Коноевский, впрочем, огляделся очень бегло, понимая, что у него может быть мало времени. Поэтому сел, достал телефон и начал быстро писать.

Времени, однако же, оказалось много.

В конце концов дверь распахнулась, ввалился раскрасневшийся СОБР, а широко ступивший вперед человек объявил:

— Доброй ночи, Аркадий Леонидович. Моя фамилия Волынец. Я майор юстиции, следователь Первого следственного отдела Второго управления по расследованию особо важных дел Следственного комитета Российской Федерации. Вы хорошо меня слышите? Вы меня понимаете?

Все собеседники, впервые заговорив с Коноевским, начинали артикулировать так, будто их выбросило в космос.

Коноевский достал листок, на котором было написано: «Я понимаю вас. Я слышу, но не говорю».

Предутреннее оцепенение Шереметьева бывает недолгим: раз — и выпавшие вдруг час-полтора, после которых — снова ни в одном глазу. Иногда время летит, иногда ползет со скоростью и нудью поломоечной машины. Предутренний час скрасился и краткой склокой ведомств, когда погранцы попросили Волынца пройти в соседний близнец-кабинет, ввели коды, расконсервировали его. Там ждал на телефоне начальник службы безопасности.

— Представьтесь, — безынтонационно сказала трубка.

Волынец представился.

— Майор, вы знакомы с процедурой?

Фамильярное «майор» значило, что собеседник уволился из органов в чине как минимум подполковника.

— В силу особого статуса операции мы не стали уведомлять вас заранее, но, когда приехали, мы сделали все, что положено.

— Да неужели? А что, задержку рейса тоже будет оплачивать Следком? Из бюджета «особого статуса»? — спокойно язвила трубка.

— Во-первых. Мы уведомили о том, с какого рейса снимаем пассажира, тех ваших подчиненных, кому было положено это знать. То, что это не дошло до других служб аэропорта, — это ваши внутренние проблемы. Во-вторых. По моим данным, пассажир Коноевский регистрировался без багажа. Почему вы решили задержать рейс, на который не явился пассажир, если у вас в самолете нет его багажа, я не знаю. Я только знаю, что правила авиационной безопасности этого не требуют. То есть это, обратно, ваши внутренние проблемы. В-третьих.

— Во-первых, — перебила трубка.

Этот долгий и безрезультатный диалог роботов не поколебал настроя следователя. Он вернулся невозмутимым. Сурдо-переводчица заканчивала что-то быстрыми-быстрыми жестами транслировать Коноевскому.