Мишель Уэльбек - Серотонин

Передовой отряд состоял из двадцати фермеров; восемь из них заняли позиции за своими пикапами, держа на прицеле автомобилистов, от первого ряда машин их отделяло метров пятьдесят. Эмерик стоял в центре со своим «шмайссером» наперевес. Он держался расслабленно и непринужденно и на моих глазах беспечно закурил косяк, насколько я понял, – впрочем, если мне не изменяет память, он ничего другого никогда и не курил. Франк, стоявший справа от него, нервничал, по-моему, гораздо больше, сжимая в руках обыкновенное, судя по всему, охотничье ружье. Остальные фермеры вынимали канистры с соляркой из пикапов, переносили их метров на пятьдесят назад и расставляли по всей ширине трассы.

Они практически закончили, когда вдалеке показался первый БТР спецназа. Их неторопливость стала позже предметом многочисленных пересудов; будучи очевидцем событий, могу сказать, что спецназу действительно было трудно сюда пробраться, автомобилисты (большая часть которых затормозила в последний момент, и многие столкнулись на шоссе) отчаянно гудели, но никак не могли сдвинуться с места; спецназовцам бы следовало вылезти из своих БТРов и пойти пешком, это было бы единственным верным решением, вот единственный справедливый упрек, который, мне кажется, можно было сделать командиру взвода.

Одновременно с прибытием спецназа на съезде с автострады, еле помещаясь на нем, появились два полевых гиганта – два комбайна, зерноуборочный и кормоуборочный; кабины машинистов возвышались в четырех метрах над землей. Они грузно припарковались среди канистр, всерьез и надолго; водители спрыгнули вниз и присоединились к своим товарищам; я уже понял, каковы были их намерения, но отказывался в это верить. Чтобы получить подобную технику, им наверняка пришлось обратиться в КАС, Кооператив по аренде сельхозоборудования, скорее всего, в отделение департамента Кальвадос; я вспомнил их помещения неподалеку от РДСЛ и даже лицо дежурной (старой, несчастной разведенной бабы, которой никак не удавалось совсем поставить крест на сексе, что приводило порой к весьма плачевным инцидентам) на мгновение всплыло у меня в воображении. Чтобы получить напрокат комбайны (интересно, какую они лапшу им на уши навешали, сезон силосования давно прошел, не говоря уже об уборке урожая), они должны были, по крайней мере, показать удостоверения личности, иначе никак, эти машины стоили несколько сотен тысяч евро, и они несли за них уголовную ответственность, теперь им не выкрутиться, этот номер у них не пройдет, они вступили на тупиковый путь, а в конце его суицид, вопрос закрыт, brother ?

Дальнейшие события развивались с потрясающей скоростью, словно тщательно отрепетированная удачная сцена; как только оба водителя присоединились к остальным, рыжеволосый амбал (мне показалось, что я узнал Барнабе, с которым недавно познакомился у Эмерика) вытащил с заднего сиденья своего пикапа ракетницу и, не торопясь, зарядил ее.

Он выпустил две ракеты прямо в топливные баки комбайнов. Те мгновенно вспыхнули, и два гигантских столба пламени ринулись в небо, слились там воедино, выпустив вверх огромное черное облако дыма, поистине дантовское, я никогда бы не подумал, что от солярки может идти такой черный дым. Именно в течение этих нескольких секунд были сняты кадры, напечатанные потом во всех газетах мира, – и в частности, фотография Эмерика, обошедшая множество первых полос от «Коррьере делла сера» до «Нью-Йорк таймс». Во-первых, он был потрясающе хорош собой, его отечное лицо волшебным образом разгладилось, но главное, он выглядел совершенно спокойно, чуть ли не радостно, его длинные светлые волосы развевались на ветру, который внезапно подул именно в эту минуту; как всегда, у него с губ свисал косяк, он стоял, уперев в бедро свой «шмайссер», чуть приподняв его; на заднем плане разворачивалась картина, наводящая вселенский, метафизический ужас, на фоне черного дыма корчился столб пламени; в это мгновение Эмерик казался счастливым, ну почти счастливым, во всяком случае, он казался человеком на своем месте, а главное, его взгляд и расслабленная поза выдавали совершенно невероятную дерзость, он воплощал один из вечных образов мятежника, поэтому столько новостников по всему миру выбрали эту картинку. А еще – и вряд ли это понял кто-то, кроме меня, – это был тот Эмерик, которого я всегда знал, хороший мужик, мягкий по натуре и даже добрый, он просто хотел жить счастливо, но слишком увлекся своей фермерской мечтой, построенной на разумных объемах производства и качестве продукции, а еще мечтой о Сесиль, а Сесиль оказалась просто жирной сукой, помешанной на лондонской тусовке и своем пианисте, да и Евросоюз тоже оказался жирной сукой, придумал молочные квоты, Эмерик, конечно, не ожидал, что все так повернется.