Мишель Уэльбек - Серотонин

Оставшуюся часть дня я провел в глухой ватной тишине, прогуливаясь по тропинке вдоль берега от одной полосы тумана к другой, так и не сумев разглядеть океан невдалеке. Жизнь казалась мне такой же бесформенной и призрачной, как этот пейзаж.

На следующее утро, проходя мимо ворот замка, я увидел, как Эмерик раздает оружие тесно сбившейся группке человек из десяти в штормовках и охотничьих куртках. Потом они расселись по машинам и уехали в направлении Валони.

Оказавшись там снова около пяти вечера, я заметил во дворе пикап Эмерика и отправился прямо в обеденный зал: он сидел там вместе с Франком и каким-то рыжим гигантом недружелюбного вида, которого мне представили как Барнабе. Судя по всему, они сами только что приехали и, положив оружие рядом с собой, налили себе водки, даже не сняв курток, – тут я заметил, что в комнате ужасно холодно, видимо, Эмерик решил больше не топить, я бы не удивился, узнав, что он и на ночь не раздевается, он сейчас, судя по всему, на многое махнул рукой.

– Сегодня утром мы остановили молочные цистерны, идущие из порта Гавра… Это ирландское и бразильское молоко. Они не ожидали, что столкнутся с вооруженным сопротивлением, и безропотно повернули назад. Только они наверняка сразу же отправились в жандармерию. Что мы будем делать завтра, когда они вернутся с отрядом спецназа? Мы так и не сдвинулись с мертвой точки; мы на пределе.

– Нельзя сдаваться, они не посмеют в нас стрелять, не рискнут, – гнул свое рыжий гигант.

– Первыми они огонь не откроют, – вмешался Франк. – Просто накинутся на нас и попробуют разоружить, так что столкновение неизбежно. Вопрос в том, будем ли стрелять мы. Если окажем сопротивление, то в любом случае проведем завтрашнюю ночь в жандармерии Сен-Ло. Но если кого-то ранят или убьют, разговаривать с нами будут иначе.

Я недоверчиво посмотрел на Эмерика, который молча крутил в руках бокал; вид у него был мрачный, непреклонный, он старательно избегал моего взгляда, и я решил, что надо вмешаться, пока не поздно.

– Послушай, – громко произнес я наконец, понятия не имея, что говорить дальше.

– Да? – На сей раз он поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза, у него был тот же искренний и честный взгляд, что и в наши двадцать лет, за что, собственно, я сразу его и полюбил. – Скажи мне, Флоран, – продолжал он тихим голосом, – скажи мне, что ты обо всем этом думаешь, я хочу услышать твою точку зрения. Нам и правда конец или мы можем еще попытаться что-то сделать? Должен ли я попытаться что-то сделать? Или я должен вести себя как отец, продать ферму, возобновить членство в «Жокей-клубе» и спокойно провести остаток жизни? Скажи, что ты думаешь.

Этим все и должно было закончиться; с самого первого моего посещения замка двадцать с лишним лет тому назад, когда он только начал заниматься фермерством, а я, куда более банально, планировал карьеру чиновника, мы бесконечно откладывали этот разговор, все двадцать с лишним лет, и вот момент настал, оба его товарища внезапно умолкли; мы остались одни на ринге, он и я.

Эмерик ждал, уставившись мне прямо в глаза искренним и простодушным взглядом, и я заговорил, не до конца осознавая, что именно я произношу, мне чудилось, что я скольжу по наклонной плоскости, ощущение было ошеломляющее и тошнотворное, как всякий раз, когда ныряешь в реальность, в то же время это не так уж часто и случается в жизни.

– Видишь ли, – сказал я, – время от времени какой-нибудь завод закрывается, а производство переносится куда-то далеко. Допустим, уволят семьдесят рабочих, они наверняка удостоятся репортажа на канале BFM , выйдут на пикет, запалят покрышки, пара местных политиков выедут на место, короче, это вполне сойдет для новостного сюжета, весьма любопытного сюжета, с сильным видеорядом, это ж не черная металлургия или женское белье, им будет что показать. Ладно, но у тебя тут ежегодно сотни фермеров прикрывают лавочку.

– Или пускают себе пулю в лоб, – сдержанно заметил Франк и замахал рукой, словно извиняясь, что вмешался, и его лицо снова стало печальным и непроницаемым.

– Или пускают себе пулю в лоб, – подтвердил я. – За последние полвека численность фермеров во Франции сильно сократилась, но явно еще недостаточно. Их число придется уменьшить вдвое или втрое, чтобы прийти к европейским стандартам, к стандартам Дании или Голландии. Я упомянул эти страны, потому что речь идет о молочных продуктах, что касается фруктов, например, то на их месте будут Марокко и Испания. На данный момент мы имеем чуть больше шестидесяти тысяч производителей молока; через пятнадцать лет, на мой взгляд, их останется двадцать тысяч. Одним словом, сельское хозяйство во Франции в наше время – это масштабный план сокращений, самый масштабный план сокращений, какой когда-либо был реализован, но это секретный, невидимый план, согласно которому люди исчезают поодиночке, у себя дома, так и не удостоившись репортажа на BFM .