Мишель Уэльбек - Серотонин

На следующее утро я проснулся очень поздно, меня мутило и буквально трясло, я был не в состоянии поверить, что все это было на самом деле, Эмерик не мог застрелиться, это не могло так закончиться. Однажды я пережил нечто подобное под воздействием ЛСД, давным-давно, но тогда все обошлось, никто не умер, просто одна девица запамятовала, дала ли она разрешение выебать себя в зад, короче, подростковые дела. Я запустил кофеварку, проглотил таблетку капторикса, распечатал новый блок «Филип-Морриса», включил BFM и обомлел: вчерашние события мне не приснились, все оказалось правдой, я прекрасно помнил картинки, которые они сейчас показывали на канале BFM , пытаясь снабдить их подходящими политическими комментариями, в любом случае вчерашние столкновения имели место, глухое недовольство животноводов Манша и Кальвадоса вылилось в настоящую трагедию, местный надлом обернулся лавиной беспорядков, это событие постепенно заняло свое место в истории в сопровождении подобающей краткой трактовки. Этот прецедент носит локальный характер, но, безусловно, будет иметь самый широкий резонанс; политические комментарии постепенно множились в информационной сети, их общая тональность меня удивила: как обычно, все хором осуждали насилие, горевали по поводу происшедшей трагедии и экстремизма отдельных подстрекателей, но, кроме того, в голосе высокопоставленных политиков чувствовалось некоторое смущение, замешательство, как правило им несвойственное, все выступавшие не преминули подчеркнуть, что необходимо все-таки понимать отчаяние и гнев фермеров, в первую очередь производителей молока; скандал с сокращением молочных квот привел к навязчивому, подспудному чувству вины, которое никому не удавалось преодолеть, только «Национальное объединение» [29] «Национальное объединение» ( франц . Rassemblement national, до 1 июня 2018 года «Национальный фронт») – националистическая партия Франции, основанная Жан-Мари Ле Пеном. заняло вполне четкую позицию по этому вопросу. Невыносимые условия, навязанные производителям молока крупными торговыми сетями, тоже являлись позорным обстоятельством, которое все, за исключением коммунистов – так я узнал, что компартия еще существует и даже имеет своих депутатов, – пытались обходить молчанием. Самоубийство Эмерика, я понял это со смешанным чувством ужаса и отвращения, возможно, будет иметь политические последствия, к которым не привело бы никакое иное событие. Лично я знал наверняка только одно – мне пора уезжать и искать себе другое жилье. Я вспомнил, что в коровнике был интернет, наверное, к нему можно подключиться, что с ним станется.

Во дворе замка был припаркован автомобиль жандармерии. Я зашел во двор. Два жандарма, лет пятидесяти и тридцати пяти, стояли перед арсеналом Эмерика, внимательно изучая его содержимое. На них это великолепие явно произвело впечатление, они передавали оружие друг другу, вполголоса обмениваясь замечаниями, наверняка справедливыми, в конце концов, это их работа, и мне пришлось громко поздороваться, чтобы обратить на себя внимание. Когда старший из них повернулся ко мне, я вдруг запаниковал, вспомнив про «штайр-манлихер», но тут же урезонил себя: они, очевидно, впервые видят оружие Эмерика, и у них нет оснований подозревать, что одной единицы хранения тут не хватает, даже двух, считая «смит-и-вессон». Естественно, если они проверят разрешения на ношение оружия, сопоставив с тем, что есть в наличии, может возникнуть недоразумение, но поживем – увидим, как сказано у Экклезиаста, ну или приблизительно так. Я объяснил им, что снимаю бунгало, но счел лишним уточнять, что был хорошо знаком с Эмериком. Мне нечего было волноваться, для них я был мелкой сошкой, заурядным туристом, зачем из-за меня усложнять себе жизнь, им и без того есть чем заняться, Манш – мирный департамент с практически нулевой преступностью, Эмерик рассказывал, что местные жители, уходя на целый день, часто оставляют двери открытыми, что стало теперь большой редкостью даже в сельской местности, короче говоря, они явно ни разу еще не сталкивались с подобными эксцессами.

– А, ну да, бунгало… – отозвался старший, словно вернулся из мира грез, они, судя по всему, вообще забыли о существовании бунгало.

– Мне пора уезжать, – продолжил я, – ничего не поделаешь.

– Да, вам пора уезжать, – отозвался старший, – ничего не поделаешь.

– Вы, наверное, проводите тут отпуск? – вмешался молодой. – Не повезло вам.